Катти кивнула.
– Да. Теперь я понимаю.
И Фиалка, оставив ее в покое, повернулась к Пиви Птичке.
К этому времени «игра» уже перестала казаться таковой не только капитану Хиббиту. Юную приму, оказавшуюся способной на столь глубокие и неожиданные суждения, все слушали затаив дыхание.
– Ой, – сказала Пиви с нервным смешком. – Может, не надо обо мне?
– Как хочешь.
– Нет, говори!
– Душа – крепость… Желание отгородиться от всех и вся высокими стенами и глубоким рвом возникает неспроста. Не буду спрашивать, что именно тебе пришлось пережить в прошлом. Но от мира и людей, живущих в нем, ты ждешь с тех пор только неприятностей. Ты хочешь быть счастливой, поэтому готова палить из пушек во всякого, кто покусится на твой внутренний, искусственно созданный и тщательно охраняемый покой. Но забываешь о том, что счастье обретается только в гармонии с собой и с миром. Гармония же невозможна, пока ты чего-то боишься.
Стены нужно рушить, ров – засыпать. Ты достаточно умна и сильна, чтобы справиться с любой неприятностью. И, думается мне, твое творческое начало – желание написать книгу – способно послужить тебе на самом деле лучшим щитом от ненужных или злых людей в твоем доме.
– Возможно, – скептически сказала Пиви. – Спасибо на добром слове…
– Не за что.
Подошла очередь капитана Хиббита, и все разулыбались заранее. Он тоже – сощурив глаза и глядя на приму с хитрецой.
В толковании ее, однако, ничего забавного не оказалось.
– Асфольгиор… этот дивный дворец не обойти, по слухам, ни за день, ни за два, – сказала она задумчиво. – Простому смертному туда вообще не попасть. Мрамор, золото, самоцветы, драгоценные сорта деревьев, великолепные картины и статуи… а еще – королевский трон, олицетворение власти. Власти над собой или над другими?… Я не берусь судить, хозяину дворца видней. Могу сказать только, что богатств его души не исчислить, по всей видимости, никому. Потому что вход туда охраняется стражей. Хоть ты ее и не упомянул, но не бывает дворцов без охраны.
– Моих друзей туда пускают без препон, – сказал, усмехнувшись, Кароль. – А друзей у меня много, – и подмигнул Катти и Пиви, таращившим на него глаза с неподдельным интересом.
– Друзей ли? – мягко возразила Фиалка. – Есть, знаешь ли, некоторая разница между людьми, которых ты рад видеть, и людьми, которым ты доверяешь.
– Ну… – Впервые в жизни, наверное, Кароль не нашел, что сказать.
Разницу он, конечно, знал. Но не станешь же объяснять при толпе народу, состоящей к тому же из одних подозреваемых, что в силу профессии тебе приходится в основном иметь дело с третьей категорией людей – кому и не рад, и не доверяешь!..
– Да. Дворцов без охраны не бывает, – вынужденно повторил он ее слова.
И Фиалка повернулась к Аглюсу.
Тот отсалютовал ей полным стаканчиком.
– Твое идеальное жилище меня, прямо скажем, удивило, – сказала она. – Ты совсем не похож на человека, который предпочитает лес городу и общество зверей – человеческому. Как не похож и на аскета, способного из всех удобств обойтись лежанкой и печью. Но… Поскольку я и в мыслях не держу на самом деле, что ты солгал, могу предположить одно – сегодня для тебя это и вправду так. Есть какая-то причина, по которой тебе хотелось бы оказаться далеко отсюда, там, где никто не найдет, в полном одиночестве… Сказать еще?
– Не надо, – Аглюс скривился. – Причина на самом деле проста – Папаша Муниц. – И с комичным ужасом оглянулся на фургон антрепренера. – Уж сегодня-то мне точно хотелось оказаться подальше от него. На краю света!
Все понимающе засмеялись.
– Возможно… – с сомнением протянула Фиалка.
– И хватит обо мне. Давай уже наконец о сумке… – Аглюс кивнул в сторону Изы. – А то кое-кто извелся от нетерпения!
– Как скажешь. – Прима вздохнула. – Только подбросьте сперва кто-нибудь хворосту в огонь. Не то останемся в темноте.
Костры, забытые за увлекательным разговором, и впрямь успели почти погаснуть.
Один решили не разжигать заново. Вторым, что был поближе к столу, охотно занялся капитан Хиббит, воспользовавшись паузой, чтобы наскоро повторить про себя Фиалкины откровения. С намерением обдумать их еще раз, на досуге. Если он, конечно, будет, этот досуг…
Хворосту он навалил побольше, чтобы надольше хватило. И когда вернулся за стол, Фиалка приступила ко второй части толкований.
– Емкость – это… любовь, – заявила она. – И сумка Изы – весьма необычайный пример…
Все начали хохотать, не дав ей закончить.