В последнем случае волноваться не стоило – с ними он справился бы шутя. Но беспокойство не отступало.
Чутье упорно твердило, что ни они, ни светлые тут ни при чем.
От непонятности впору было волком выть, пугая луну. Вернее, луны. Сердце изгрызла тревога за Налачи Бахт, боязнь упустить бесценную вещь. И словно этого мало, девушка по имени Фиалка затеяла странную игру…
Волком Раскель себя и чувствовал, вот уже много лет скитаясь по мирам в одиночестве и только изредка наведываясь в табор, к своим. Никто и никогда не пытался заглянуть к нему в душу. Он как-то и не задумывался до сих пор, есть ли она у него вообще, эта самая душа.
По словам Фиалки выходило, что есть… И сказала о ней девушка так красиво, что сердце у молодого аркана захолонуло. Словно речь шла о каком-то другом человеке, которого он почти не знал.
Не волк, но – вольный ветер. То бриз, то ураган.
Душа, вмещающая весь мир и – пустоту. Не терпящая стен и преград.
Не знающая любви.
Любовь – загадочный звон в запертой шкатулке…
Но что ему, Раскелю, любые запоры, если за ними спрятано что-то по-настоящему ценное и прекрасное?
Сердце сперва захолонуло, а потом запылало.
Эта девушка нравилась ему и раньше. На представлениях «Божественного» театра, куда он ходил со скуки, только на нее и было приятно посмотреть. Красивая, талантливая – он видел, как плакали, глядя на ее игру, люди в зале, хотя не слишком понимал почему. Сам никогда в жизни не плакал.
Теперь же оказалось, что она еще и умна. Видит людей насквозь – почти как его прабабка, старая ведьма, которой побаивался весь табор.
И душа Раскеля вдруг дала знать о своем существовании, придя в небывалое, не испытанное прежде смятение.
Фиалка…
Цветок, который не сорвать. Не для бродяги-цыгана он вырос, не его должен радовать своей красотой. Эта девушка не сядет к нему в седло, не поскачет с ним по дорогам. Не станет его подругой даже на одну ночь. Хоть все сокровища мира брось к ее ногам. Не нужны ей эти сокровища, а нужно что-то другое. Что?… – тайна, скрытая за такими запорами, которых, пожалуй, даже он не взломает.
Расстояния между ними не одолеть на самом быстром коне. Умному человеку, каким считал себя Раскель, лучше в таком случае уйти. Забыть ее, никогда больше не искать встречи…
Но кто еще сумеет заглянуть в его душу, как она? Увидеть то, что увидела она?
Да, в этот славный вечер, на берегу лесного озера, в романтическом сиянии огромных колдовских лун, под лягушачий хор и потрескивание походного костра сердцу Раскеля приходилось нелегко. Оно металось вслед за беспокойными, сводящими с ума мыслями – то о Дурной Удаче, которую он не смел потерять, то о прекрасной девушке, которую для своего же блага ему следовало забыть.
И взгляд его невольно приковался к ней, когда после купания Фиалка вышла из-за прибрежных кустов, за которыми раздевались женщины. Доходившие почти до пояса волосы ее были распущены, одежда липла к мокрому телу… Даже в этом невзрачном наряде – мешковатой юбке и блузе блекло-серого цвета – она была чудо как хороша. А если бы одеть ее в шелка и бархат, украсить голову жемчужным венцом, шею – драгоценным монистом…
Додумать свою мысль до конца Раскель не успел.
Капитан Хиббит, пока купались женщины, сидел позевывая, как и все остальные, – изображал усталость. Для чего, правда, особых усилий не требовалось. Час поздний, позади долгий день… Дамы же, дорвавшись до воды, выбираться из нее не спешили.
Он их прекрасно понимал. Сам больше всего страдал из-за отсутствия в Нибуре элементарного душа. Допотопный рукомойник да тазик – вот и все удобства, на которые могли рассчитывать здесь бродячие актеры. В личную свою баньку никакой хозяин не пустит; заказывать же ванну в гостинице – удовольствие недешевое. Так что редкой возможностью поплескаться вволю в теплой водичке пренебрегать отнюдь не следовало. Он-то, в свою очередь, тоже не спешил вылезать на берег – благо камуфляжный загар был приобретен в солярии, и смыть его вместе с дорожной пылью Кароль не опасался…
Наконец прибрежные кусты перестали сотрясаться – дамы, выкупавшись, оделись. И, выйдя из укрытия, двинулись вереницей к столу, где Аглюс уже наливал всем по последнему стаканчику. Пора было на покой.
Капитан потянулся, разминая спину, напомнил себе, что об усталости следует забыть. Кроме слежки за Раскелем, у него еще имеется о чем поразмыслить. Так что спать сегодня…
Додумать он не успел.
Провожая – на всякий случай – взглядом каждую из женщин, Кароль увидел вдруг престранное выражение, появившееся на лице Катти Таум. Ужас, восторг, облегчение… все одновременно.