— Более того, подтверждает его невиновность!
— Ну, знаете! — хмыкнул Лебедев. — Да если бы он был жив, то после предъявления такой находки уже писал бы признательные показания!
— Вы ошибаетесь, — с тоской сказал Ванзаров. — Я вам потом все объясню. Продолжим поиски. Я в кабинет, а вы, Аполлон Григорьевич, положите домотканку на место.
Лебедев пожал плечами, совершенно не понимая Родиона Георгиевича.
В кабинете Серебрякова сыщика встретили существенные изменения. На зеленом протертом сукне стола остались только письменный прибор и настольная лампа. Ни одной бумажки. Ни одной записки. Исчезла даже амфора, которую он запомнил с первого раза. Кто-то очень тщательно собрал все до единой бумажки.
Ванзаров дернул ящик стола. Он был девственно пуст. Испарилась фотография, запечатлевшая профессора и его спутниц.
Лебедев вошел в кабинет и уселся на стул с высокой резной спинкой.
— Вы, Родион Георгиевич, необычный человек! Сколько я с вами работаю, не перестаю удивляться вашей интуиции. Но иногда она ставит меня в тупик.
— Можем добавить к списку исчезнувших вещей все записи профессора. — Ванзаров погладил матерчатую поверхность стола, сосредоточенно думая о сюрпризе, который преподнесла квартира. Он будто не услышал вопроса эксперта. — Чисто сработано… Даже капкан нам оставили… Домотканку подложили…
— Если сома и была, то ее уже нет. Во всяком случае, здесь, — Лебедев окинул кабинет взглядом и решительно поднялся. — Не пора ли нам покинуть сей милый уголок?
В квартире профессора действительно было нечего больше делать.
Ванзаров обвел взглядом книжные стеллажи.
Серебряков содержал домашнюю библиотеку в образцовом порядке. Книги были распределены строго по темам. На самом верху — органическая и неорганическая химия. Следующие две полки — оккультизм и магия. Ниже находились алхимические трактаты. Еще ниже были собраны труды по мифологии и древние тексты в немецких и английских переводах. Потом шла полка, посвященная биологии растений. И в самом низу теснились труды по медицине, включая роскошные атласы по анатомии.
Родион Георгиевич читал названия на немецком, французском и английском языках. Кое-как разбирал латынь. Но попадались корешки с затейливой арабской вязью и орнаментами хинди.
Ничего особенно во всем этом не было. За исключением того, что сыщик не заметил ни одного романа.
В дверях вежливо, но настойчиво кашлянул Лебедев. Не обращая внимания на нетерпеливого эксперта, Ванзаров стал еще раз придирчиво осматривать библиотеку.
И вдруг на одной из полок, между «Tresor de Philophie, ou original de Désir Désiré» («Книга прачек») Николя Фламеля и «De Alchimia» Альберта Великого, он заметил корешок книги, которой, по логике, здесь не могло быть.
На томе золотыми буквами горело слово: «Faust».
Ванзаров протянул руку к немецкому изданию Гете середины прошлого века. Он раскрыл книгу на гравюре первого появления Мефистофеля. Коварный искуситель предлагал Фаусту все богатства мира за его душу.
Лебедев, окончательно потерявший терпение, подошел к сыщику, который ни с того ни с сего принялся разглядывать иллюстрации.
— Публичная библиотека еще открыта, можете успеть! — язвительно заметил эксперт.
Ванзаров захлопнул книгу. Дело было не в ней. Он пригнулся и посмотрел в щель между книгами.
— Аполлон Григорьевич, посмотрите, что там? — вежливо попросил Ванзаров.
Лебедев нагнулся.
— Разрази меня гром! — вдруг воскликнул эксперт, прищурившись. — Там, кажется, какая-то дверца!
Они быстро сняли с полки все книги. В заднюю стенку книжного шкафа был аккуратно вмонтирован металлический круг, в центре которого находилось пять колесиков кодового замка с латинскими буквами на каждом делении.
Лебедев удовлетворенно присвистнул.
— Вот это профессор! И мало того, что сейф устроил, еще и затейливый рисунок на нем изобразил. Ничего не напоминает?
Родион Георгиевич подумал, что стал встречать пентакли слишком часто.
— Судя по всему, наш профессор был просто без ума от пентаклей, — Лебедев, наклоняя голову, рассматривал звезду. — А вы теперь, Родион Георгиевич, знаете про пентакли все, благодаря нашему доброму барону фон Шуттенбаху. Вот и применяйте знания!
Ванзаров прикинул, что эксперт может быть и прав. Серебряков наверняка придумал код, связанный с магией пентакля.
— Ну, что там говорил барон, вспоминайте! — не унимался Лебедев.
Как не было стыдно Родиону Георгиевичу, но он вынужден был признаться, что барон наговорил столько всего про имена ангелов, мистические планеты и еврейские буквы на концах лучей, что в голове все перепуталось.
— Ладно! Не может все время так везти. И домотканку найми, и сейф, — Лебедев поднял с пола походный чемоданчик. — Значит, вернемся в следующий раз. С бароном или слесарем. Один из них точно откроет!
Ванзаров представил, как разважничается барон, если его попросить о помощи. Нет, подобное исключено. Если фон Шуттенбах откроет сейф, то разболтает об этом на весь город. Родион Георгиевич понял, что у него остался единственный шанс.
Задержав дыхание, сыщик набрал на вращающихся колесиках пять букв.
Внизу книжного шкафа что-то щелкнуло, и часть нижней полки уехала в сторону, открывая потайное пространство.
— Волшебник! — без тени шутки произнес пораженный Лебедев. — Скажите, что за слово? Как вы догадались?
— Я подумал, что шифр, который профессор Серебряков мог оставить на пентакле… — тихо произнес Ванзаров, — это «Faust»!
— Но почему?! Как вам пришла эта мысль?
— Профессор считал себя Фаустом! — серьезно ответил Ванзаров.
Потайная ниша оказалась неглубокой. Родион Георгиевич лег на пол и обшарил ледяные стенки. Он вытащил из темного чрева железную подставку для лабораторных пробирок с шестью хрустальными флакончиками.
Лебедев внимательно осмотрел каждый из них. Граненое стекло, как лупа, увеличивало внутренности флакончиков — чистые и пустые. Подставив к свету последний, шестой, эксперт радостно вскрикнул.
— Ага! Поздравляю! Мы ее нашли!
— Вы думаете, это и есть сома? — Ванзаров сощурился, рассматривая капельку густой зеленоватой жидкости, каким-то чудом оставшейся на дне флакона.
— А вы думаете, это вишневая настойка, которую профессор запирал в сейф?! — Лебедев довольно хмыкнул. — Нет, это — она! Теперь-то я все узнаю!
Криминалист с усилием выдернул стеклянную пробку, затыкавшую флакончик, и осторожно приблизил нос к открытому горлышку.
— Необычный запах… Вроде знакомый, а не пойму, что это.
Лебедев сунул флакончик под нос Ванзарову.
Сыщик сразу отпрянул. Запах оказался едким и тяжелым. Родион Георгиевич с удивлением наблюдал, как Лебедев вновь и вновь спокойно нюхает ужасную гадость. Неужели эта зеленая, мутная жидкость и есть сома? Неужели именно она стала причиной двух смертей?
В коридоре звякнул колокольчик.
Лебедев с Ванзаровым невольно переглянулись. На лестнице остался дежурный филер, мимо которого нельзя пройти незамеченным. А может быть, это Уварова? Или еще одна, холодная красавица с фотографии? Ванзаров всегда оставлял личное оружие в сейфе рабочего кабинета и теперь об этом сильно пожалел.
Эксперт и сыщик подкрались к двери. Над их головами еще раз зашелся звоном колокольчик.
— Кто там? — громко крикнул Родион Георгиевич, готовый к любой неожиданности.
— Господин Ванзаров, — раздался за дверью приглушенный голос филера. — Срочное сообщение!
Лебедев немедленно щелкнул замком. Ерохин опять галантно прикоснулся к котелку.
— Только что господин Джуранский прислал городового. Велел передать: телефонировали из ресторана «Медведь» — англичанин появился!
Гостей знаменитого ресторана «Медведь» встречало чучело громадного топтыгина, который, судя по размеру, приходился дальним родственником мамонту. Мишка держал в лапах серебряный поднос с полуштофом и хрустальной заздравной рюмкой. В «Медведе» играл большой оркестр, в двух общих залах и тридцати отдельных кабинетах помещалось почти триста столов, и с осени до весны, когда сезон был открыт, жизнь здесь била ключом. Публика любила заведение ресторатора Игеля за хорошую кухню, умеренные цены и вольный дух.