Человеку, которому уже сорок два года, трудно ждать более удобного случая. Когда-нибудь он должен начать. Ждать можно, когда тебе лет двадцать, ну, скажем, до тридцати. В этом возрасте нам кажется, что все впереди, настоящая жизнь еще не началась, мы только пробуем. Потом вдруг появляется сознание, что нет, живешь именно этой единственной жизнью, половина которой уже растрачена попусту, и есть только эта жизнь, другой не будет. Пора начинать, да поскорее. Александр Великий, тот был поворотливей. Он начал раньше. Надо наверстать разницу. Сколько галлов всех вместе? Наверно, миллионов пять. Надо перебить хоть половину, это будет уже кое-что, и медлить с этим нельзя.
Весть о приезде проконсула дошла на другой берег Родана, и вскоре оттуда явились послы. Они попросили у Цезаря аудиенции. Проконсул вступил в эти комичные переговоры с таким лицом, словно впервые слышит о замысле эмиграции. Послы вежливо объяснили, что хотят всего лишь пройти вдоль берега реки и не причинят никакого ущерба. Что это они вздумали? – спрашивал Цезарь. – Идти через Римскую Провинцию? Зачем? Через Провинцию обычно идут в Рим, а ежели кому-то хочется просто прогуляться по Галлии, места там хватит, и незачем залезать к соседу. А куда, собственно, они хотят добраться через Провинцию?
Послы сказали, что в область сантонов, на атлантическом побережье. Там они поселятся. А, это любопытно. Но почему же им не пойти как-нибудь попроще? Они в ответ, что, к сожалению, мол, вынуждены, другой дороги нет. И пошли описывать условия местности между Юрой и Роданом: ущелье, с трудом протиснешься, нависающие скалы заграждают проход, как же провести там огромный обоз! Ладно, – перебил Цезарь. – Незачем долго объяснять. Он понимает. Но ему нужно время на размышление. Если хотят, пусть придут за ответом в апрельские Иды.
Он вовсе не собирался дать согласие на транзит. Но вербовка солдат была еще не закончена. Вздумай гельветы проложить себе дорогу силой, это могло бы им удастся, хоть мост и уничтожен. Ведь на Родане было много легкопроходимых бродов. На таком широком фронте один легион не мог обеспечить оборону. Надо было выиграть время, подавая послам некоторую надежду, и еще до возобновления переговоров укрепиться над рекой, после чего переговоры сорвать. В несколько дней легионеры и новобранцы, которых все больше прибывало из Провинции, соорудили вал и выкопали ров там, где берег был пологий и гельветы могли бы пройти вброд. Разместив небольшие отряды в умело выбранных местах этого длинного укрепления, Цезарь ждал возвращения послов. Когда они явились снова, он заговорил с ними другим тоном: нет такого обычая и не было прецедента в истории Римского государства, чтобы кому-то позволяли переход через Провинцию. Не будет сделано исключение и для врагов, которые не далее как пятьдесят лет назад убили консула Луция Кассия, а римлян, взятых в плен после проигранного сражения, провели «под ярмом». Вот и все. На силу, буде они захотят к ней прибегнуть, он также ответит силой.
Что теперь произойдет, догадаться было невозможно. Послы ушли ошеломленные. Ночью на Родане показались кое-где плоты. Нашлись и отважные пловцы. Видимо, им там приспичило, раз пытаются пробраться даже поодиночке. Легионеры всех отогнали стрелами, часть утонула. Эти экскурсии довольно быстро прекратились. Охрана перестала докладывать об инцидентах. Зато лазутчики донесли нечто поинтересней: ведутся переговоры с сскванами о разрешении пройти через их землю той, неудобной, дорогой. Стало быть, они не намерены вторгаться в Провинцию. Цезарь начал подсчитывать. Сперва будут разговоры с секванами о транзите, затем переброска многих тысяч людей через узкое ущелье: так, на это потребуется время. Можно успеть. Он передал команду над линией фортификаций заместителю и направился в северную Италию (называвшуюся тогда Галлией Цизальпинской), чтобы и там произвести набор уже под личным своим наблюдением. Два легиона он завербовал, три вызвал из зимних квартир в Аквилее. Итак, имея уже не один, а пять легионов, он форсированным маршем вернулся на берег Родана столь же быстро, как уезжал оттуда. Однако теперь он направился в другое место, не под Генаву. Он решил пересечь границу чуть дальше на юго-запад, в среднем течении реки, быстро войти в землю секванов и без лишнего шума, описав по ней полукруг, догнать ничего не подозревавших гельветов. Они ведь могли за это время уже продвинуться в глубь Галлии.
Лазутчики донесли, что именно так и произошло. Пока Цезарь отсутствовал, Дивикон тоже не сидел сложа руки. Три четверти войска он успел переправить не только в область секванов, но даже через реку Арар, в землю эдуев. Оставшаяся часть как раз начинала переправу. Цезарь, никем не замеченный, стал лагерем поблизости. Жечь костры он запретил.
В «третью стражу» – как тогда говорили, – где-то между двенадцатью и двумя ночи, он ринулся на гельветов только с тремя легионами и устроил им кровавую баню в реке Арар. Не готовые к бою, обремененные грузом, они вообще не могли защищаться. Лишь небольшая часть спаслась из этого побоища и укрылась в ближних лесах.
Дерева было вдоволь, и на рассвете проконсул приказал строить мост через Арар.
Но это всего лишь изложенные в «Записках» голые факты, правдивые, либо правдоподобные. Автор «Записок» не хотел удовлетвориться этим. Ему требовался некий вымысел, необходимый для каждого, кто готовит себя в боги. Поэтому он с самого начала позаботился о том, чтобы факты были достаточно выигрышными, причем во всех отношениях. Уже тогда, весной 58 года, при вступлении в Галлию, он столкнулся с принципиальной трудностью: как оправдать избиение? Ведь штука в том, что в подобных обстоятельствах нельзя избежать резни, так как это не только средство для захвата добычи, но иногда дело само по себе полезное. Могущество человека возрастает пропорционально количеству совершенных им убийств. Потопы и ады были изобретены не зря, они служат государственным интересам бога. Но в обосновании акций такого рода не должно быть и тени утилитаризма. Никакой бог не заявит: я устроил ад, потому что он для меня выгоден.
Правда, в дохристианские времена покорение народов не нуждалось в особых оправданиях. Во всяком случае, никому не приходилось обосновывать его пресловутыми интересами покоряемого. Достаточно было «доблести», которая в латинском языке синоним «добродетели». В дальнейшем войны христиан с язычниками и христиан между собой обычно имели целью обращение в христианство или защиту веры, их предпринимали во имя высшего идеала, ради блага противника, а потому, если согласиться с их мотивировкой, суть этих войн состояла главным образом в стремлении оказать благодеяние.
Если бы Цезарь хотел не выходить за пределы общепринятого, он мог бы в «Записках» не упоминать о предлогах агрессивных действий. Однако он счел нужным, хотя бы вкратце, оправдать их. На просьбу разрешить транзит он, мол, ответил отказом, ибо помнил об убийстве консула Л. Кассия, об избиении гельветами его воинов и о том, что их провели «под ярмом». Кроме того, «он полагал, что люди, настроенные враждебно, получив возможность пройти через Провинцию, не удержатся от бесчинств и разрушений». Когда гельветы получили у секванов разрешение и тронулись в путь с намерением осесть р области сантонов, то есть очень далеко от Римской Провинции, Цезарю показалось, что такое, по его мнению, чересчур близкое соседство «людей, настроенных воинственно и враждебных римскому народу, расположившихся на открытой и богатой хлебом территории», угрожало бы безопасности Провинции. Устроил же кровавую баню на реке Арар он, главным образом, из соображений великодушия. Во время быстрого марша, когда его легионы описывали полукруг, чтобы напасть на гельветов с запада, к нему явились послы галльских племен и молили о помощи. Огромный обоз гельветов при своем передвижении опустошает, дескать, их земли. Гельветы вытаптывают недавно засеянные поля, уводят в рабство молодежь, устраивают настоящие сражения, захватывая деревни: так изображали ситуацию послы. Это были заявления эдуев, которых за четыре года до того сенат признал официально «союзниками римского народа». В таком положении Цезарь «решил не ждать, пока гельветы, уничтожив все достояние союзников, доберутся до земли сантонов». Он двинулся и устроил баню. И что же оказалось? Жертвой внезапной атаки стали гельветы из тигуринской «волости», а именно у этих тигуринов было на совести давнее убийство консула Кассия. Произошло это «либо случайно, либо вследствие нарочитого предназначения бессмертных богов». Цезарь, кстати, «отомстил не только за оскорбление республики, но также за личное», ибо дед его тестя погиб некогда в том же сражении, что и Кассий.