– Время от Времени Минос присылает воительниц за некоторыми своими женами. Однако, уйдя из сераля, они никогда не возвращаются.
– Что с ними происходит? – удивился я.
– Воительницы говорят, что они возвысились до любимиц богов и вознеслись в Высокий Храм в горах.
Я принялся расспрашивать Локсис, но вскоре стало очевидно, что она ничего не знает сверх того, что рассказала мне, и что ее не особенно интересует расположение этого Высокого Храма. Она попыталась сменить тему и начала расспрашивать о Зарасе и Гуи: где они сейчас и как живут. Я знал, что это она выясняет по приказу своих царственных хозяек.
Мне пришлось вернуть ее к многочисленным женам Верховного Миноса.
– Сколько жен стали любимицами богов с тех пор, как царевны поселились в серале? – не отступал я.
– Сорок, – ответила она сразу же. Меня поразили это число и уверенность Локсис в его точности.
– То есть примерно по одной жене в день с тех пор, как вы поселились в серале?
– Нет, нет, мой господин. Все сорок ушли из сераля разом. Ушли с танцами, песнями и цветами в волосах.
– Должно быть, у Верховного Миноса была трудная ночь, – не смог я удержаться от шутки. Локсис старалась сохранить скромное выражение, но в ее глазах сверкали искры смеха. – И никто из этих сорока женщин не вернулся в сераль, ты уверена?
– Полностью. Мы знаем обо всем, что происходит в нашей части дворца.
Я обдумал ее ответ. У меня возникло тревожное ощущение, что я не замечаю нечто очень важное.
– Сорок жен одновременно покинули дворец, и ни одна из них не вернулась, – вслух размышлял я.
– Я же сказала, Таита. – На ее лице появилось страдальческое выражение. – Техути хочет знать, где сейчас Зарас. Он в Кримаде или плавает на кораблях? Она хотела бы послать ему подарок. Отнесешь?
Я не ответил. Решил не ввязываться в интриги.
– Когда жены покинули сераль? – гнул я свое.
– В полдень в день землетрясения, – нетерпеливо ответила Локсис. – Разве я уже не сказала?
Я смотрел на нее, а мой ум пытался распутать все изгибы и повороты нашего разговора.
– Ты хочешь сказать, что Оловянная Башка развлекался с сорока девственницами в разгар землетрясения?
– Наверно. – Она хихикнула. – Если так, я бы хотела на это посмотреть. – Она встала. – Мне пора, иначе воительницы не впустят меня во дворец. Пошлешь девочкам сообщение?
– Передай им, что я люблю их больше всего на свете.
– А как же я?
Она подчеркнуто надула губы.
– Не жадничай. Уже есть один старик, который тебя любит, Локсис.
– Он вовсе не старик, – возразила она. – Он молодой и очень богатый. И женится на мне, вот увидишь.
После ее ухода я долго сидел на террасе и обдумывал то, что узнал от нее. Я не мог уловить смысла, но меня не оставляло ощущение тревоги, неминуемой опасности.
Мне хотелось поскорее вернуться в Кримад и погрузиться вместе с Зарасом и Гуи в приготовления к походу; я знал, это меня отвлечет. Но мне следовало быть в голубятне посла Торана, когда вернется голубь, отправленный Атоном из Фив.
Я совещался с навархом Гераклом и его советниками, когда за дверью зала совещаний началось какое-то смятение.
– В чем дело? – взревел Геракл, и его рев отозвался во всем просторном помещении. – Я приказал не мешать нам!
Полированную дверь из кедра открыл начальник стражи; он вошел, кланяясь и извиняясь.
– Вельможа Торан из Совета прислал сообщение. Он говорит, что известие чрезвычайно важное и должно быть без отлагательств передано вельможе Таите, египтянину.
Геракл бросил на меня мрачный неодобрительный взгляд и в деланном отчаянии развел руками:
– Впустите мошенника! Пусть заходят все, кто хочет! Продолжай нарушать мои приказы, когда тебе это взбредет в голову!
Я поспешно вскочил, чтобы защитить парня, который дрожал перед гневом Геракла.
– Спрашивай за это, благородный наварх! Я ожидаю чрезвычайно важного сообщения от своих людей в Египте.
– Мы все будем ждать, вельможа Таита.
Геракл, что-то бормоча, встал, прошел к окну и стал смотреть на гору Кроноса через залив. Я взял из дрожащей руки капитана сообщение.
Это был плотный свиток желтого шелка, не больше верхней фаланги моего мизинца, почти невесомый. Развернув его, я увидел, что он длиной с мою руку и густо покрыт тайными символами, которые мы придумали вместе с Атоном. Такой вид письма гораздо лучше всех известных письменностей – и по убористости, и по точности передачи смысла.
Я быстро прочел сообщение и посмотрел на Геракла, прежде чем тот успел исторгнуть новую жалобу.