— Нет, — призналась Анна. — Хотя имя можно взять любое.
— Не всегда, — заметил Смит. — Так что не знаю, может ли Римо оказать вам реальную помощь в этой ситуации.
— То, что он до сих пор не справился с этим Эрисоном, конечно, очень печально. Но в любом случае способности Римо далеко превосходят возможности наших сотрудников, а главное, ему удается то, чего в этой, как вы сказали, ситуации не смог ни один мужчина.
— То есть?
— Судя по вашему рассказу, насаждаемый мистером Эрисоном военный психоз на Римо никоим образом не действует.
— Это верно.
— Поэтому, соединив уникальные возможности Римо с моими аналитическими способностями, мы, я думаю, сможем восстановить контроль над нашей армией в самое ближайшее время.
— Может быть, вы и правы.
— У нас нет другого выбора, если только его приемный отец, этот странный кореец, не согласится помочь нам.
— Нет. Он помогать не станет. У него соглашение с Эрисоном.
Это сообщение заинтересовало Анну, но поскольку Римо тоже присутствовал при заключении соглашения, разумнее было сразу по приезде расспросить его самого. Когда проходило совещание в лесном бункере, Римо был уже на пути к Москве. На секретный аэродром, где должен был приземлиться самолет американской компании, Анна приехала сама — доверять подразделениям охраны было опасно.
Она увидела, как его стройная фигура словно спорхнула с трапа на бетон полосы. Вот он заметил ее в толпе, улыбнулся. Наверняка за ней сейчас следят кагэбэшники — у них это уже условный рефлекс. Но Анну это мало заботило. Главное, что здесь Римо.
— Здравствуй, милый!
— Здравствуй, дорогая.
И, прежде чем Анна успела это осознать, он уже держал ее в объятиях, согревая долгим страстным поцелуем.
— Ну не прямо же здесь, — запротестовала она.
— А что? Здесь лучше, чем в постели.
— Кто это сказал?
— Это я сам только что придумал.
— Может, и лучше, только гэбэшники наверняка фотографируют нас.
— Вот и прекрасно — хоть чему-то поучатся.
— Ну перестань. — Анна высвободилась из его объятий — она слишком хорошо знала, за какой ничтожный миг эти руки могут возбудить в ней неистовое желание. — Мне нужен ты весь, а не только твои пальцы, хотя они и делают со мной Бог знает что.
— А я согласен и на это, — подмигнул Римо.
— Согласен! Я бы умерла ради этого.
— Наконец я к тебе вернулся.
Римо посмотрел Анне в глаза. Про Пу он решил пока не рассказывать.
— Да, но время снова против нас: то, что происходит в стране, не назовешь иначе как кошмаром. Мы даже не знаем, какие из армейских частей заражены этим психозом, а какие остались верны правительству. А самое неприятное — взбунтовавшиеся военные похитили премьера и готовятся начать войну с Америкой. Причем хотят по всем правилам объявить ее, чтобы противник ввел в дело свои лучшие армии. Даже оставляют за ним право определить место.
— Ладно, едем в гостиницу, — решил Римо.
За время разлуки он стосковался по чарам Анны, и сейчас они с удвоенной силой манили его. Ее сдержанная, но сияющая улыбка. Ее прекрасные голубые глаза. Ее тело, доставлявшее ему столько незабываемых переживаний. И конечно, ее прямо-таки нечеловеческий ум.
— Ты приехал, чтобы спасти наши страны от самой страшной войны или чтобы заниматься со мной любовью?
— Я приехал, чтобы трахнуть тебя, — ответил Римо искренне.
— Возражений нет, но прежде, сам понимаешь, дело.
— Дело, дело... Вы, женщины, только дело и знаете.
Бунт военных — Римо сразу понял это — происходил по тому же сценарию, что и захват «Джеймса К. Поука», события у Литл Биг Хорн, захват папы римского и похищение премьер-министра Великобритании.
Из умаянных службой русских солдатиков Эрисон в короткий срок сделал ко всему готовых бойцов, единственным желанием которых было сражаться. И, как и в предыдущих случаях, у затеваемой войны не было какой-либо видимой цели — целью была сама война.
— Контроль над армией должен быть снова возвращен Коммунистической партии, — продолжала Анна, предъявив часовым у въезда на аэродром служебное удостоверение.
За воротами ее ждал черный «ЗИЛ», на котором им предстояло отправиться в столицу.
— Погоди минутку. Никакой Коммунистической партии я армию не собираюсь передавать.
В Римо заговорил бывший морской пехотинец.
— Кому же ты тогда собираешься отдать ее, Римо? — с удивлением взглянула на него Анна.
Римо, конечно, душка, счастливое исключение, но временами думает — она вздохнула про себя — совсем как мужчина.
— Ну... какому-нибудь демократическому правительству.
— Ты собираешься организовать его прямо сегодня, дорогой? Или привезешь его из Америки?
— Пускай ваши люди сами проголосуют за то правительство, которое они хотят.
— Они и голосуют. За коммунистическое.
— Да это же не выборы, а сплошная липа!
— Нет, милый, просто у нашей единственной партии конкурентов нет. Коммунисты — единственные, за кого могут голосовать наши люди. У нас нет другого выбора. Либо диктатура коммунистов, либо война.
— Но идея отдать им армию мне совсем не по нраву. Коммунисты — вредные типы. Нравится тебе это, Анна, или нет, но они доставляют миру больше всего неприятностей.
— Ты говоришь о странах, у которых нет реальной силы на международной арене, дорогой. А у нас в России обычное, большое, насквозь коррумпированное правительство. Последний из революционеров-идеалистов давным-давно убит Сталиным. И сейчас Политбюро — самый надежный гарант мира. Они не хотят терять того, чем сами себя обеспечили.
— Все равно мне это не нравится, — заявил Римо.
В квартире Анны, расположенной в одном из лучших районов Москвы и обставленной почти как обиталище среднего американского семейства, Римо поведал Анне все, что ему было известно о мистере Эрисоне.
Анна, извинившись, задала вопрос: почему этот мистер Эрисон питает такую неприязнь к Синанджу?
— Понятия не имею. Вот Чиун знает, кажется. Он даже сумел с ним договориться.
Налив себе бренди из хрустального графина, Анна села чуть поодаль от Римо на широкий французской кожи диван. За окном мигала немногочисленными огнями ночная Москва. Римо вспомнил, что раньше в комнате был камин, сделанный, по русскому обычаю, из рук вон плохо, так что во избежание пожара Анна решила от него избавиться.
И не без оснований — бетон в России горел, как дрова.
Свою страну Анна знала гораздо лучше, чем многие из престарелых кремлевских бонз, и, как никто из них, она любила Россию. Она любила ее даже больше, чем сидевшего перед ней мужчину, один взгляд которого сводил ее с ума, и именно поэтому нашла в себе силы не броситься в первую же минуту ему в объятия. Весь вечер они говорили о деле и только о деле.
А Римо, как оказалось, не знал в точности, какая кошка пробежала между Эрисоном и Синанджу. Знал только, что было это очень давно.
— Как давно? Десять лет? Двадцать? Семьдесят? И что вообще подразумевается у вас под словом «давно»? — не отставала Анна.
— Три-четыре тысячелетия. Я же говорю — не знаю точно.
Широко раскрыв глаза, Анна уронила графин с бренди, который держала в руке, на толстый ковер. Поскольку ковер и хрусталь были местного производства, поверхность графина покрылась трещинами.
— Н-не понимаю. Как может столько длиться даже смертельная вражда?
— Дом Синанджу ведет родословную с тех времен, когда на земле еще не было ни одной из современных цивилизаций, существовала только египетская, да и ее мы, по-моему, старше на несколько веков. Вроде бы Чиун знает этого Эрисона или что-то слышал о нем, в общем, они как-то знакомы. И он с самого начала уверял меня, что с Эрисоном мне самому не справиться.
— Но ты справился — только не совсем, Римо.
— Конечно, я же его не убил.
— Нет. Но и не присоединился к его армии.
Римо пожал плечами. Как мог он присоединиться к какой бы то ни было армии, будучи Мастером Синанджу? Сделать это для него было бы так же сложно, как изгнать из своей души, тела, из себя самого постулаты древнего учения. Когда-то он служил в морской пехоте. Сейчас он уже ни за что не согласился бы там служить.