Поэтому Пу и отправилась в дом Мастеров Синанджу. И приступила к активным действиям. Она рыдала у порога. Рвала на себе волосы. Рыдала громче, если неподалеку проходил кто-то из односельчан. Посылала неверному мужу оскорбления и проклятия. Угрожала, что во всей Синанджу не останется ни одной живой души, которая не узнает, как подло пренебрег Римо супружескими обязанностями.
Последняя угроза не очень пугала Римо: об этом и так давно уже знали все. Поговорить Пу Каянг всегда любила.
Пу распростерлась на ступенях дома Мастеров Синанджу и заявила, что она — оскорбленная и покинутая женщина.
— И когда, как ты думаешь, это кончится, папочка?
— На пятый день, — ответствовал Мастер.
— Почему именно на пятый день?
— На пятый день она устанет и будет готова.
Чиун не удосужился объяснить, к чему именно.
На пятый день Чиун приблизился к лежавшей на ступенях Пу и что-то шепнул ей на ухо. После чего покинутая жена позволила ему помочь ей подняться на ноги и проводить ее к дому пекаря в деревне.
— Готово, — известил Чиун, вернувшись в дом Мастеров.
— А что это ты ей сказал? — полюбопытствовал Римо.
— Сорок две тысячи «зеленых» наличными, — ответил Чиун. — А по-твоему, что еще мог я сказать ей? Что все в порядке и все идет хорошо? Что ваш брак, мол, благополучно распался? Что ей будет лучше без тебя, и так далее?
— Деньги-то немалые, — вздохнул Римо.
— Она их заслужила, — ответил Чиун. — То, что она устраивала на нашем крыльце, — это настоящее, подлинное искусство.
— А почему ты так уверен, что мы больше ничего не услышим об Анне Чутесовой?
— Разве не в точности покрывает статуя светлое пятно на полу и не разительным ли показалось тебе сходство?
— Да, это так.
— Тогда будь уверен, больше эта белая здесь не появится.
Чиун удовлетворенно тряхнул бородой.
— Мне бы хотелось, чтобы было наоборот, папочка.
— В свое время тебе хотелось есть мясо.
— Анна — не мясо. Она особенная.
— Это только иллюзии, Римо.
— И веришь, мне не нужно ничего, кроме этих иллюзий.
— Верю, — закивал Чиун. — И верю еще, что тебе совершенно нет дела до того, что я об этом думаю. Тебе нет дела и до интересов Дома Синанджу — ни до чего, кроме иллюзий великого Римо Уильямса. Но да будет тебе известно, здесь учитываются только мои иллюзии.
И удаляясь в глубину комнат, Чиун на все лады повторял слово «мои», но с каждым разом все тише и умиротвореннее, благодаря исцеляющему душу лицезрению обретенных вновь сокровищ Синанджу.
Анна Чутесова позвонила на седьмой день, но новости ее были весьма нерадостными. Римо придется срочно вылететь в Америку на предмет спасения доктора Смита. Доктор Смит, шеф санатория «Фолкрофт», сошел с ума.
— Сидит и повторяет: «сорок четыре — сорок — или война до победного», — устало пожаловалась Анна.
— Смитти?
Римо не верил своим ушам.
— Ну да. Я звоню прямо из «Фолкрофта».
— А как тебе туда удалось пробраться?
— Говорю же тебе — он сошел с ума! Ему теперь наплевать на безопасность. Купил где-то флаг, сидит и орет, что ему должны дать медаль за все его заслуги — и пусть весь мир знает теперь о нем. И чем дальше, тем хуже. Так что лучше тебе приехать и попытаться спасти вашу организацию.
— Эрисон?
— А ты думал — твоя бабушка? — огрызнулась Анна.
— Вылетаю.
Держа трубку, Римо следил в окно за тем, как рабочие под руководством Чиуна сносят с крыльца бюст мистера Эрисона и устанавливают на небольшом возвышении во дворе. В руках у наставника Римо заметил кувшин из алебастра.
— А это что? — крикнул Римо, высунувшись.
— Так, кое-что, — отмахнулся Чиун.
Весь «Фолкрофт» был перевернут вверх дном, однако поскольку в округе это заведение имело репутацию больницы для умалишенных, мало кто обращал внимание на флаги, свисающие из всех окон здания. Многие принимали их за сигналы для судов, проходящих неподалеку.
Правда, часть врачей из персонала до сих пор удивлялась, с чего неприступный до сих пор доктор Смит вдруг начал в коридорах здороваться с кем ни попадя и тут же приглашать вступить в организуемую им армию для предстоящей войны с Канадой. Многие уже подумывали отправить его в лечебницу, но он, собственно, и так уже находился в оной. Среди врачей прошел слушок, что права старая медицинская пословица: от директора психбольницы до ее пациента всего лишь один-единственный шаг.
По утверждению Смита, Канада начала совать свой нос в дела США еще во времена Американской революции. Законная граница между двумя странами должна пролегать на широте сорок четыре — сорок, однако трусливые и вероломные личности в Сенате, скрытые наймиты страны Кленового листа, изменили географические данные в угоду хозяевам.
Для восстановления же справедливости требовались всего несколько храбрых и честных мужчин, которых не могло купить или запугать проканадское лобби в правительстве.
Когда Римо, нежно обхватив шефа за талию, вел его в кабинет, тот ожесточенно требовал от Римо ответа: неужели и он готов забыть, что во время вьетнамской войны Канада служила убежищем для уклонявшихся от призыва в армию?
— Они контролируют здесь все и умудряются уйти от ответственности, а когда ты пытаешься указать кому-то на эти очевиднейшие факты, тебя называют идиотом. Вы понимаете?
— Понимаю, Смитти, — кивал Римо.
— И только очищающее действие настоящей хорошей войны может избавить нашу страну от этой язвы на ее теле!
— Точно, Смитти. Валяйте, запишите нас в армию.
Седеющие волосы Смита были растрепаны, а глаза расширились от небывалых видений, доступных, к счастью, только ему одному. В кабинете, в который они с Римо вошли, их уже ждала Анна. Инстинктивно Римо бросил взгляд на ящики стола, на консоль с компьютерами. Анна-то все-таки не была работником КЮРЕ...
В комнату, неся на плече мраморную громаду бюста мистера Эрисона, неспешным шагом вошел Чиун. Приподняв ношу, он тяжело опустил ее на пол. Пол задрожал.
Из складок серого повседневного кимоно Чиун извлек старинного вида кувшин из алебастра. Открыв его, он запустил в горло кувшина руку, вынул оттуда пригоршню коричневатого порошка и зажег его. Струйки пурпурного дыма заполнили комнату, в ней запахло чем-то острым — запах напоминал жженое апельсиновое зерно. Благовония. Чиун жег благовония перед изображением древнего и грозного бога.
— О Арес, бог войны, которого римляне звали Марсом, и известный под другими именами иным племенам! Позволь человечеству вести его собственные глупые войны и не устраивай их больше сам, прошу тебя!
Со свистящим звуком струйки пурпурного дыма исчезли в каменных ноздрях статуи, и вдруг в кабинете воцарилась долгая тишина, которую нарушил недоуменный голос Смита.
— Что... Как вы сюда попали? — спросил он Анну. — А вы, Римо? И вы, Чиун?
— Мы принесли положенную жертву богу войны, освобожденному колдовством шамана индейцев оджупа. И он вернулся к своему статусу наблюдателя, — пояснил Римо.
Доктор Смит поправил галстук и убедился, что все ящики стола заперты. Мисс Чутесова, кроме всего прочего, была все-таки агентом русской разведки.
— Я отказываюсь в это верить, — решительно заявил доктор Смит.
— Эта статуя, очевидно, обладала способностью как-то активизировать эти самые электрические волны, насчет которых мы с вами ломали головы, — подытожила Анна.
— Видите, с электрическими силами знакомы даже в Синанджу. На свой примитивный манер, разумеется.
Доктор Смит покровительственно улыбнулся.
— Электричество — движущая сила истории, — припомнила Анна лекции по марксизму-ленинизму.
— Белым кажется, что они могут думать, — обреченно покивал Чиун, взваливая на спину Римо собственность Дома Синанджу, дабы водворить ее обратно в сокровищницу.
Кстати, сюда ему пришлось доставить статую самому. Но разве он жалуется?