— Прекрасно, — снова повторил генерал и, повесив трубку, расхохотался. Он-то знал, что последнюю разведгруппу, которая решила проникнуть в индейский бивуак, в полном составе привязали к деревьям и сняли с них скальпы. Этим умникам из Белого дома он даст время до полудня, а затем откроет огонь. Битва в полдень — это красиво.
На холмах Дакоты разверзнется подлинный ад. Солнце — прямо над головой, а солдата после битвы больше всего мучит жажда. Но он отгонит этих краснокожих подальше от реки и на несколько часов оставит их на солнцепеке — он слышал, что его пращур много лет назад любил проделывать то же самое.
Глава третья
Из степей Оклахомы до дакотских холмов путь неблизкий, однако незнакомец и тут нашел, что сказать своей армии:
— Путь от раба до воина совсем нелегок, ребята.
У него всегда находились нужные слова — именно в тот момент, когда в очередной раз раздавались призывы повернуть обратно. Да и понятно: разве сможет горстка индейцев одолеть армию правительства, да еще сейчас, когда положение дел во много раз хуже, чем во времена их воинственных предков? Но незнакомец лишь отвечал посмеиваясь, что положение никогда не бывает благоприятным до победы, а только после нее.
Студент технического колледжа из Айовы более всех был уверен в полнейшей бессмысленности их намерении. Молоденький индеец с равнин, он готов был пожертвовать своей учебой для того, чтобы сражаться бок о бок с братьями, но не для того, чтобы участвовать в авантюре.
— Да вы сами подумайте. Вон там, милях в десяти — самая настоящая армия Соединенных Штатов. У них одних танков пять рядов, а за ними еще пехота, а за ней артиллерия. Это не мы их поймали в ловушку, как сто лет назад. Это они нас окружили — и вряд ли выпустят.
— Сто лет назад мы их победили.
— Ну да, задавили числом. На каждого солдата Кастера тогда приходилось пятеро наших. А сейчас положение прямо обратное.
И у многих молодых воинов, ожидавших впереди путь побед и славы, мысли приняли тогда иное направление.
— Мне казалось, что их всегда было больше. А мы побеждали, потому что были хитрее, храбрее... бились на своей земле. Но в конце концов их все-таки стало раз и навсегда больше.
— Нет, у Литл Биг Хорн больше было наших. Кастер, говорят, бился с небывалой храбростью — какая бывает у дураков и загнанных в угол. Потому-то он и умер, а мы живем.
Тем не менее откровения юного студента грозили посеять панику в рядах индейской армии. Но незнакомец и здесь сумел разогнать тревогу.
Он напомнил, что, например, израильтяне неизменно побеждали своих врагов, хотя тех всегда было во много раз больше. Студент, правда, возразил, что израильская армия была хорошо обучена, а какое обучение прошли они, люди оджупа?
— Опыт ваших отцов — вот ваше обучение. Праведность вашего дела. Пусть другие теряют время на то, чтобы забавляться на плацу с ружьями — индейский народ и так потерял его уже слишком много. Если бы вы не ждали столько, то не сидели бы сейчас в резервациях. У вас есть что терять? Что — виски, которым вас поят белые и от которого вы теряете разум? Их грузовики, на которых вы ездите и которые давят вас? Ведь у вас ничего нет, парни, — ничего, кроме унижения.
Этот малый в костюме говорил дело — даже лучше, чем тогда, в Эниде; с этим согласились и Бегущий Олень, и Маленький Лось. Он мог заставить любого бежать прямо на пулемет — да еще и вопить при этом от счастья.
Между собой они давно решили, кто он такой, — один из индейских духов, сошедший к ним, чтобы помочь в правом деле. Ведь он возник прямо из священного огня, который потух, как только он появился. Его вызвало неведомо откуда пение колдуна. В нем жили удивительные, странные силы. Он никогда не уставал и откуда-то знал имена всех до одного воинов...
Весь вопрос был в другом — какой это дух? Лучше всею, конечно, было бы спросить об этом шамана. Но незнакомец откуда-то прознал об их сомнениях — и в час, когда солнце поднималось над холмами и день великой битвы с федеральными войсками должен был вот-вот наступить, отвел их обоих в сторону от лагеря.
— Ребята. — Он глядел на них, лучезарно улыбаясь. — Ну что вы понапрасну волнуетесь? Какая вам разница, кто я такой? Если вы будете это знать — что, это вам поможет? У меня есть свои заботы, привязанности, как у всех. Я почти такой же, как вы, и с вами я нашел то, что искал многие годы. Что бы там ни было, вы должны знать твердо: мы заодно.
— Но имя-то — хоть какое — у тебя есть? — спросил Маленький Лось.
В правой руке доблестный воин оджупа держал рацию. В его обязанности входило пропустить первую колонну танков в центр лагеря, чтобы потом, проведя своих людей по близлежащему шоссе, обойти танки сзади. Сам незнакомец признал, что это блестящий план. Да разве не он говорил Маленькому Лосю, что в нем спал до поры до времени гений военачальника? Если бы в войнах не погибало столько людей, Маленький Лось с удовольствием выигрывал бы по одной в неделю.
— А какое тебе больше нравится?
— Ты иметь не один — много имена? — Бегущий Олень очень удивился.
— Конечно. А в последнее время жил и вообще без имени. И думаю, что вам, ребята, нужно придумать какое-нибудь для меня. Хорошее имя. Индейское.
— Мы спросили тебя про твое собственное, — посмурнел Маленький Лось. — И не шутим.
Всего за несколько недель прежний тихий увалень превратился в вождя восставших индейцев, и этот вождь не желал терять времени. Потеряешь время — потеряешь жизнь. Это особенно верно сейчас, когда решающий бой так близок.
— Эрисон, — пожал плечами незнакомец. — Зовите меня мистер Эрисон. А вообще люди знают меня, ведь я — старый друг оджупа.
— И людям оджупа ты нужен именно сейчас, — кивнул Маленький Лось, направляясь к своему командному пункту, к недавно назначенным взводным, с нетерпением ожидавшим распоряжений начальника, к воинам, смотревшим только на него в этот час — час, когда решалась судьба оджупа.
И Маленькому Лосю все это очень нравилось.
С самого утра Чиун вел себя хуже некуда. От слов он перешел к делу. Раньше Римо не приходилось быть свидетелем нападений на мебель и технику, но в этот раз Чиун превзошел самого себя. Укладывая багаж, он вдребезги разнес посудомоечную машину, заявив, что живая посудомойка для него предпочтительнее. С треском расколол о стену кондиционер. Телевизор раз пять летал из угла в угол, пока, удовлетворившись, разрушитель не выкинул обломки в канал, мирно протекавший под окнами.
Для транспортировки сундуков Чиуна к такси понадобилось полтора десятка носильщиков. К тому же портье куда-то сунул их счет и попросил Чиуна подождать немного.
Чиун вышел, не обратив внимания на его слова. Портье последовал за ним — и был без лишних церемоний приобщен к каравану.
— Ты не можешь вот так распоряжаться людьми, — втолковывал по дороге Римо. — Это называется обращением в рабство. Твои сундуки я и сам бы мог понести.
— Я не для того учил тебя Синанджу, чтобы и ты становился рабом. — Чиун обиженно фыркнул и отвернулся.
— А портье тебе придется отпустить. Он не твой. Это и воровство к тому же.
— Он мой Они сами послали его.
— Да в чем дело, папочка?
— Если бы ты читал историю Синанджу и справился о положении звезд, то узнал бы, в чем дело, и без моей подсказки.
— Да, со звездами я оплошал.
— Тогда прочти еще раз наши свитки, пока их еще не успели украсть по твоей милости.
В аэропорту Южной Дакоты Чиун совсем распоясался. Он отказывался покидать автостоянку, не давал машинам проезжать мимо него и вообще был готов к войне со всем миром.
— Вот. Даже в этой, самой отсталой части Америки они оскверняют автостоянки нечестивыми изображениями. Ваша культура умирает. И умрет в самом скором времени.
Длинный ноготь Чиуна почти коснулся стены с белым изображением инвалидной коляски — знак предупреждал, что это место для стоянки машин с ручным управлением.
— А что, собственно, тебе не нравится? — спросил Римо.