— Ну, что же? Не смущайтесь. Только не унывайте никогда. Мы ведь не ангелы[9].
— Да, вам здесь в скиту хорошо; а каково в миру?
— Это — правда, правда! Вот нас никто почти и не посещает. А зимою занесет нас снегом: никого не видим. Но вы — нужны миру! — твердо и решительно докончил батюшка. — Не смущайтесь: Бог даст сил. Вы — нужны там.
Но я продолжал возражать:
— А вот один человек дал мне понять, что мне нельзя идти в монахи.
Вдруг батюшка точно даже разгневался, что так странно было для его кроткого и тихого облика, — и спросил строго:
— Кто такой? — и, не дожидаясь далее моего ответа, с ударением сказал мне очень многозначительные слова; но я их боюсь передать неточно, а приблизительно смысл был таков: “Как он смеет? Да кто он такой, чтобы говорить против воли Божией?”
И о. Никита продолжал говорить мне прочее утешительное.
Мы еще провели в скиту ночь и часть другого дня… После уехали. Батюшка прощался с нами и со мною — опять просто: точно ничего и не было сказано мне особого. И я тоже успокоился.
Прошло лет 5 после того. Отец Никита скончался. Составитель его жития, как-то узнав о предсказании его, попросил меня дать материал. Я тогда уже был иеромонахом и жил в архиерейском доме архиепископа Финляндского Сергия секретарем и “очередным”[10].
Я с радостью написал; но только скрыл, что батюшка предсказал мне об архиерействе: иеромонаху неловко было писать об этом. Еще прошло после того 9 лет, — а со времени прозорливой беседы 14, — и я, грешник, был хиротонисан во епископа в Симферополе[11]…
А что же случилось с Сашей? Он женился… И женился не по чистой совести: два брата, они полюбили двух родных сестер; но так как законы наши запрещают такие браки, то они сговорились обвенчаться одновременно, в разных лишь церквах. Но все же пред Богом это был обман…
Видно, и это прозревал батюшка, потому и оставил его на Валааме сидеть на скамеечке без ответа; а меня повел “угощать”.
После мне еще раз пришлось быть на “Предтече”. В домике о. Никиты жил его ученик и преемник по старчеству — о. Пионий. Тоже тихий и кроткий[12].
Я у него попросил что-либо на память о батюшке. О. Пионий снял бумажную иконочку святых равноапостольных Кирилла и Мефодия и благословил меня ею от имени отца Никиты.
А Саша — Александр М. Ч. — пошел по педагогической службе. После был он года три в ссылке.
Кстати — о греховности. Ныне лишь я прочитал такой утешительный случай из жизни преподобного Серафима. Перепишу его целиком — в ободрение и утешение нам…
“Надежда Федоровна Островская рассказывала, какое совершенно неожиданное для себя предсказание получил ее брат от дивного прозорливца, о. Серафима: “Родной мой брат, подполковник В. Ф. Островский, часто гостил в Нижнем Новгороде у родной нашей тетки, кн. Грузинской, которая имела большую веру в о. Серафима. Однажды по какому-то случаю она послала его в Саровскую пустынь[13] к этому прозорливому старцу. Отец Серафим принял моего брата очень милостиво и, между прочими добрыми наставлениями, вдруг сказал ему:
— Ах, брат Владимир, какой же ты будешь пьяница!
Эти слова чрезвычайно огорчили и опечалили брата. Он награжден был от Бога многими прекрасными талантами и употреблял их всегда во славу Божию; к о. Серафиму имел глубокую преданность; а к подчиненным был как нежный отец. Поэтому он считал себя весьма далеким от такого наименования, неприличного его званию и образу жизни.
Прозорливый старец, увидев его смущение, сказал ему еще:
— Впрочем, ты не смущайся и не будь печален: Господь попускает иногда усердным к Нему людям впадать в такие ужасные пороки; и это для того, чтобы они не впали еще в больший грех — высокоумие. Искушение твое пройдет, по милости Божией; и ты смиренно будешь проводить остальные дни своей жизни; только не забывай своего греха.
Дивное предсказание старца Божия действительно сбылось потом на самом деле. Вследствие разных дурных обстоятельств брат мой впал в эту несчастную страсть — пьянство, и, к общему прискорбию родных своих, провел несколько лет в этом жалком состоянии. Но наконец, за молитвы о. Серафима, был помилован Господом: не только оставил прежний свой порок, но и весь образ своей жизни изменил совершенно, стараясь жить по заповедям евангельским, как прилично христианину”[14].
Отец Исидор
Соль земли
Вот теперь и о нем расскажу. Удивительный был человек[15]. Даже и не “человек”, а ангел на земле… Существо уже богоподобное. Воистину “из того мира”. Или, как Пресвятая Богородица говорила о преподобном Серафиме, “сей от рода нашего”, т. е. небесного…
Об о. Исидоре, сразу после смерти его в 1908 году, было написано одним из почитателей его, известным автором книги “Столп и утверждение истины”, священником Павлом Флоренским, житие его, под оригинальным и содержательным заглавием: “Соль земли, или Житие гефсиманского старца о. Исидора”[16]. А напечатано оно было другим его почитателем, епископом Евдокимом, бывшим тогда ректором Московской академии, впоследствии обновленцем, в его журнале “Христианин”[17]…
В том-то и величие истинных Божиих святых, что они, по богоподобию своей любящей души, не различают уже (хотя, вероятно, и знают) ни добрых, ни злых: а всех нас приемлют. Как солнышко сияет на праведных и грешников и как Бог дождит на “благия и злыя” (Мф. 5, 45), так и эти христоподобные люди, или земные ангелы, ласкою своею готовы согреть всякую душу. И даже грешных-то нас им особенно жалко. Недаром и Господь Иуду почтил особенным доверием, поручив именно ему распоряжение денежным ящиком… То и дивно во святых: это особенно и влечет к ним грешный мир.
Впервые я познакомился с ним еще студентом академии.
Хотя о. Никита (см. “Прозорливый”) и благословил меня на иночество и предсказал мне, что я буду удостоен даже епископства, но не знаю уже, как и почему, только у меня опять возник вопрос о монашестве. Вероятно, нужно было мне самому перестрадать и выносить решение, чтобы оно было прочнее. И в таком искании и колебании прошло года три–четыре. По совету своего духовного отца я и направился к отцу Исидору, которого тот знал лично.
Батюшка жил в Гефсиманском скиту[18], вблизи Сергиева Посада[19], рядом с Черниговскою пустынью, где раньше подвизался известный старец Варнава[20]…
В “Гефсимании”, как обычно называли этот скит, жизнь была довольно строгая, установленная еще приснопамятным угодником Божиим митрополитом Филаретом Московским. Женщинам туда входа не было, за исключением лишь праздника Погребения Божией Матери, 17 августа[21].
Здесь-то, в малюсеньком домике, избушке, и жил одиноко о. Исидор.
Когда я прибыл к нему, ему было, вероятно, около 80 лет. В скуфеечке, с довольно длинной седой бородой и с необыкновенно ласковым лицом, не только улыбающимися, а прямо смеющимися глазами, — вот его лик… Таким смеющимся он всегда выходил и на фотографиях.
Кто заинтересуется жизнью этого — несомненно, святого — человека, тот пусть найдет житие его “Соль земли”. Там много рассказано о нем… Я же запишу, чего там еще нет.
Когда я пришел к нему и получил благословение, он принял меня, по обыкновению своему, ласково, тепло и с радостною улыбкою. Страха у меня уже никакого не было, — как тогда, на Валааме. А если бы и был, то от одного ласкового луча улыбки батюшки он сразу растаял бы, как снег, случайно выпавший весной.
Направляясь же к о. Исидору, я все “обдумал”, решил рассказать ему “всю свою жизнь”, “открыть всю душу”, как на исповеди; и тогда уж спросить его решения: идти ли мне в монахи? Одним словом, — как больные рассказывают врачу все подробно.
Но только что хотел было я начать свою “биографию”, — а уже о цели-то своей я сказал ему, — как он прервал меня:
— Подожди, подожди! Сейчас не ходи. А придет время, тебя все равно не удержишь.
Вопрос сразу был кончен. И без биографии. Им, святым, довольно посмотреть, и они уже видят все. А Бог открывает им и будущее наше.