Морти сразу обо всем догадался.
– Что ты наделал, Тодька! – крикнул он.
В следующее мгновение Морти понял, что друг его уже не слышит: сложив крылья, Тодик устремился за крохотным светящимся шариком, похожим на сорвавшуюся с неба звезду, глядя на которую люди обычно загадывают желание. Безжалостная, истерзанная войной и напоенная скорбью земля приближалась; она уже готова была поглотить душу девочки, и Тодик, изо всех сил вытянув руки, в отчаянии осознавал, что не успевает. Вдруг перед его носом возникла длинная оскаленная пасть, и мальчик каким-то чудом не врезался в нее. Тодик резко затормозил; прямо на него уставилась черная звериная морда с большими желтыми глазами. Мальчик подумал, что это какое-то чудовище из преисподней, и что есть мочи завопил:
– Она моя, не отдам! Ни за что не отдам!
И тут он услышал хриплый голос, похожий на ворчание собаки:
– Да не верещи, никуда я не собираюсь ее утаскивать! Дай только отогрею малость: она, бедняжка, совсем захолодала!
– Брат Анубис! – с радостью воскликнул Тодик.
Странное существо распахнуло крылья, и на его покрытой густой шерстью груди мальчик увидел спасенную душу девочки. Похоже, последние несколько минут и впрямь были для нее нелегким испытанием: теперь она уже не сияла, как прежде, да и сам свет стал какой-то мертвенно-бледный.
– Ты как здесь оказался?
– Пролетал из Египта по своим делам… Знаешь, пирамиды чем-то похожи на вулканы. – Псоглавец осклабился: он, очевидно, был в курсе, где Тодик любит проводить время.
– У, Тодька, раззява! – Подлетевший Морти щелкнул товарища по затылку, но не больно, поскольку увидел, что все обошлось.
– Ее ведь взрывом убило? – спросил Анубис.
– Да.
– Тогда понятно, почему она так напугалась грома. Держите вашу беглянку да смотрите, впредь не упускайте ее, а то мне подбирать за вами – тоже невелика слава…
– Ну, спасибо, Анубис! Даст Бог, сочтемся! – промолвил Морти.
Тодик робко, словно еще не веря, принял от Анубиса душу девочки. На сей раз он прижал ее к себе и почувствовал, как по всему телу разливается приятное тепло: видимо, девочка простила его и поняла, что бояться больше нечего. Многое подумалось Анубису в тот момент и о многом вспомнилось, но он был от природы не очень-то болтлив и потому промолчал. Он лишь смотрел своими добрыми собачьими глазами, как ребята набирают высоту; их сегодняшнее дело было еще не окончено, но ничто уже не могло им помешать.
Глава 2.
Навсегда вместе
В самой смерти есть жизнь: так на голых скалах кое-где пробивается трава, а широкая река пересекает бесплодную пустыню. Целая страна существует благодаря этой реке уже не одно тысячелетие. Много воды утекло за столь долгий срок в теплое синее море, которое плещется у северных рубежей этой страны, и в самой стране многое изменилось с тех пор, когда там впервые поселились люди. Другой теперь уже там язык, и вера другая, но по-прежнему крестьянин выходит в поле с тяжелым плугом и мольбой о добром урожае, а усталый путник находит отдых в тени колючей пальмы, под ее широкими листьями. И, конечно, как и раньше, по улицам городов и деревень бегают мальчишки, чьи лица обожжены солнцем, а босые ноги покрыты пылью. Счастливы те из них, у кого есть родители, но хуже приходится тому, кто вынужден есть сиротский хлеб, а он горек, словно полынь, растущая на солончаках.
Маленький Авимелех, которого все знакомые звали просто Ави, иного хлеба не знал. Родителей Ави, когда ему не было еще и двух недель, согласно царскому указу угнали на работу вверх по реке, к порогам, а самого мальчика собирались убить, чтобы в дороге не был обузой. Ави укрыл дядя Мадай, который держал гончарную мастерскую и ссужал всем желающим деньги под небольшой процент; стражникам он солгал, что ребенок родился мертвым. Когда Ави немного подрос, он захотел найти своих родителей, но дядя Мадай сказал, чтобы мальчик выкинул это из головы, а один умный человек, умевший гадать по полету коршунов, заверил Ави, что его родителей уже нет в живых; из жалости к мальчику он не взял денег за свое пророчество. Дядя Мадай слыл человеком порядочным, но мало от него Ави видел ласки, а зачастую приходилось терпеть и побои. Еще хуже стало, когда дядя Мадай пристрастился к ячменному пиву; несмотря на всю помощь Ави, кувшины из дядиных рук выходили уже не те, что прежде, на базаре смеялись над ними, и в дом пришла бедность. К несчастью, и само пиво вздорожало, поскольку год выдался неурожайным, и потому дядя Мадай занимал все больше денег у храма, который стоял недалеко от мастерской.