Он достает из ящика комода флаг Колониальной судоходной компании, разворачивает его и несет к окну. Цепляет бело-зеленое полотнище на телевизионную антенну, а потом отступает на несколько шагов, чтобы хорошенько рассмотреть, как оно развевается на ветру.
— У него свое государство, у меня — свое.
Этот дом — и есть страна Бартоломеу. Такая огромная, что не помещается на карте. Все знают, что свой дом только тогда и свой, когда он обширнее целого мира. А уж теперь, под сенью этого флага суверенитет страны Бартоломеу упрочен, весть о нем прогремит на весь поселок.
— И пусть этот козел только попробует сорвать флаг!
В запале он машет руками и сам похож на тряпицу, прикрепленную к древку и оставленную на волю ветров. Как вдруг — приступ головокружения, старик хватается за грудь, будто пытаясь удержать внутренности, которые рвутся наружу. Врач подхватывает его, не давая упасть, укладывает на диван, просит успокоиться, велит дышать глубоко, потом берет указательным и большим пальцами его запястье, считает удары мятежного сердца.
В какой именно момент человек засыпает? Тогда, когда теряет связь с миром, опускаясь на дно собственной души? Когда в сознании его остается одна узкая полоска света, эхо голосов, доносящихся из такого далека, что чудится, будто это шелест ангельских крыльев?
Бартоломеу не нужно, чтобы его укачивали ангелы. Руки Сидониу Розы ему вместо ангелов. Старик соскальзывает в сон, пока врач меряет ему пульс. Голова Бартоломеу покачивается, как знамя, которое вот-вот свалится с древка-шеи.
Но через пару секунд он вдруг пробуждается как от резкого толчка. Кто-то, сидящий у него внутри, выпихивает его из сна. Он смотрит растерянно, медленно вытирает, будто тряпкой, лицо ладонью. Потом вдруг содрогается всем телом:
— Какой холод!
Бесприютно озирается, снова вздрагивает весь с ног до головы.
— Мне бы накрыться, а эта блядь утащила все пледы и по-завешивала ими окна.
Все же он встает и отправляется на поиски маловероятного одеяла. Его шатает. Слова шатаются тоже. Комната потеряла очертания, он только угадывает какие-то тени и вслепую огибает знакомые предметы.
— Кому холоднее, спрашиваю я вас, мне или дому?
И снова ссыпается в постель. Сворачивается пустой скорлупкой и вкладывает всего себя в тяжелый вздох.
— Меня клонит в сон, доктор, но мне как-то странно.
— Почему?
— Не в человеческий сон меня клонит. В звериный. Боюсь засыпать.
Механик опасается забираться в глубины, где живут его внутренние чудовища. И потому просыпается всегда как от удара. Мутными со сна глазами смотрит он, как врач медленно убирает стетоскоп в портфель и понимает, что тот нарочно тянет время, чтобы как можно дольше не приступать к отчету о состоянии больного. Бедный доктор, он так заврался, что врать разучился.
— У меня к вам просьба. Только обещайте, что выполните.
— Посмотрим.
— Убейте меня, доктор.
— Извините, вы о чем?
— Я прошу вас убить меня, покончить со всем этим…
— Опомнитесь, друг мой.
— Заклинаю вас всем, что вам дорого. Бывают же такие ядовитые снадобья…
— Даже отвечать не стану.
— Ладно, если вы не можете, позвольте Мунде. Помогите Мунде исполнить наше общее с ней желание.
— Вы не понимаете, Бартоломеу…
— Пожалуйста…
Торопясь с отказом врач не сразу замечает, что старик плачет. Бартоломеу всхлипывает без слез и так неслышно, что и сам не сознает, что с ним творится.
— Вы не понимаете, Бартоломеу, что ваша супруга… Знаете, что она мне сказала?
— И слышать не хочу.
— Ваша жена попросила, чтобы, если вы умрете, я бы помог умереть и ей.
Внезапно старик поднимает глаза к потолку, пытаясь удержать слезы. Он думает, что не расслышал. Просит португальца повторить, растерянно мотает головой.
— Вранье!
— Клянусь, она меня об этом попросила.
Механик пытается соединить слова и смысл. Мундинья, вечно грубая и раздражительная, вдруг захотела разделить с ним…
— Вы это сказали, чтобы меня отговорить?
— Я просто сказал правду.
— Почему вы никогда не делаете того, о чем я прошу? Недавно я просил, чтобы вы помогли мне помыться, вы отказались. И вот я опять прошу, а вам хоть бы что.
— Я готов искупать вас с ног до головы, лишь бы вы отбросили эти дурацкие мысли о смерти. Я вас отмою, вы станете снова красавцем, пойдете на улицу, подцепите девицу…
— Когда я в прошлый раз вышел из дому, вы меня унизили.
— Я?