Он что, в самом деле сомневается? Врач бросает на старика косой взгляд. Решает ответить поосторожнее.
— Да, над нами небо, и еще выше небо. Все это небо.
— Стать бы птицей. Птицы не стареют.
Опираясь друг на друга, они шаткой походкой бредут обратно к дому. Однако на механике парадная рубашка, подаренная врачом, аккуратно застегнутая на все пуговицы.
— У меня день рождения не только вчера, но и сегодня, — гордо сообщает он, красуясь из последних сил, несмотря на усталость.
Они идут в гору, подниматься все тяжелее, приходится часто останавливаться.
— Доктор, у меня голова кружится.
— У вас головокружение или нарушение равновесия?
— А в чем разница?
— При нарушении равновесия мы чувствуем, что сами кружимся, а все вокруг стоит на месте. А при головокружении все вокруг кружится, а мы стоим на месте.
— У меня и то и другое, доктор. Мы с миром отплясываем на пару.
У самого дома их перехватывает запыхавшаяся женщина в лиловой мини-юбке и красной широкополой шляпе. Не успев отдышаться, она обращается к Бартоломеу:
— Дедуля, платить кто будет?
Старик окидывает ее взглядом с головы до ног и заявляет:
— Надо ввести униформу для шлюх. Так их легче было бы распознать, — и негодует: — Весь обслуживающий персонал в форме, а про шлюх забыли.
— Давай плати, дедуля, — настаивает женщина.
— Я тебе ничего не должен. Сука, фамба[6]!
Назревает громкий скандал, и врач вмешивается, опасаясь, что дона Мунда услышит. Зеваки уже опять успели столпиться.
— Мы с вами решим этот вопрос, сеньора, — говорит португалец, — приходите завтра в медпункт.
— В денежных вопросах завтра почему-то никогда не наступает. Мне бабки нужны сегодня.
— Говорите, пожалуйста, тише, — настаивает врач. — Вы так всех в доме перебудите.
— Мне бы пробудить совесть у этого типа.
— Я только провожу дедушку домой, — успокаивает ее врач, — и тут же вернусь, тогда мы и поговорим.
— Не вмешивайтесь, доктор, — орет Бартоломеу во всю глотку, — пусть Лиловая поскандалит. Я хочу, чтобы Мунда видела, какой я молодчик.
Сидониу Роза вталкивает Бартоломеу в дом и тут же возвращается, шаря по карманам, выворачивая бумажник. Женщина не сводит глаз с купюр, которые он пересчитывает. У кого живот пустой, у того глаз шустрый.
— Он с вами спал?
— Со мной? Нет, я посредник. Приехала из города, чтобы открыть тут в поселке бюро моментального счастья.
— Почему вы мне возвращаете деньги?
— С вас половина. Старик ничего не делал. Все только твердил имя какой-то другой.
— Другой? Может быть, Мунды?
— Нет, он все звал какую-то Деолинду.
То ли от избытка души, то ли от легочной недостаточности, португалец вдруг начинает хватать ртом воздух. Как рыба, которую вытащили из воды. Когда наконец он задает вопрос, его почти не слышно:
— Деолинда, вы уверены?
— Он еще попросил девушку выключить свет и говорить определенные слова… а еще просил делать странные вещи…
На Сидониу Роза обрушилась Вселенная. Влюбленный старик называл имя возлюбленной? Внезапная неизлечимая старость настигла португальца. Он снова входит в дом, с разбитым сердцем и тяжелой головой. Бартоломеу сидит на кровати, расставив ноги и в одних носках.
— Доктор, прошу вас, искупайте меня.
— Искупать?
— Мунда вечно твердит, что от меня воняет тухлятиной… Так я ей докажу, что благоухаю, как влажная салфетка…
— Я врач, а не санитарка.
— Мне сейчас ни врача, ни санитарки не нужно. Мне нужна помощь друга.
Он встает и, шатаясь, плетется к ванне. Врач видит, как он снимает одежду, видит его тощую, но неимоверно пузатую тень на стене, как в китайском театре теней.
— Если вы меня помоете, это будет не просто услуга, а законная плата.
— Не понимаю, что вы имеете в виду.
— Плата за лекарство, которое вы нашли себе в нашей семье…
— Лекарство?
— Такое снадобье по имени Деолинда.
— Я не знаком с вашей дочерью.
— Я не выхожу из дому, доктор, я заперт в этой комнате, как в тюрьме. Но у меня внутри есть улицы, и по этим улицам приходят ко мне снаружи всякие новости…
Еле удерживаясь за борта, он забирается в старую ванну. Сидониу Роза уходит, оставляя его валяться по шею в мутной воде.
В гостиной тьма, португалец никак не найдет Мунду. Машинально дрожащими руками он отдергивает занавески. Поток света врывается в комнату, мелкие клочья пыли бестолково мечутся по всей гостиной. Сидящая в кресле хозяйка заслоняет ладонью глаза.
— Дона Мунда, с вами все в порядке?