Глава 4
Московское губернское жандармское управление никогда ещё не видело в своих стенах столько высокопоставленных лиц. По срочному вызову нового министра внутренних дел в Москву съехались начальники жандармских управлений изо всех европейских губерний и областей.
Десятки полковников и генералов в тёмно-синих мундирах, украшенных серебряными аксельбантами, заполнили коридоры, теряясь в
догадках, к чему их вызвали так поспешно, без объяснения причин.
Алексей Павлович Игнатьев уже успел заслушать доклад генерала Шрамма об убийстве графа Воронцова-Дашкова и Плеве, и был поражён беспомощностью московской жандармерии. Если Московское охранное отделение обладало многочисленной агентурой, работало тонко, умело оплетая революционеров сетью лжи и провокации, сосредоточив в своих руках дело политического розыска практически по территории всей Империи, то жандармское управление довольствовалось лишь производством дознаний по государственным преступлениям и наблюдением за населением губернии. Жандармские офицеры проявляли бездеятельность, новые приёмы розыска были им неизвестны, и даже провернуть комбинацию с провокацией они не были способны, ибо это требовало живого и подвижного исполнения, большой изворотливости и дерзости.
Сам генерал Шрамм, прослуживший на жандармском поприще 33 года, в работе своих офицеров ценил лишь умение составить и правильно доложить документ. Строгий и требовательный, вспыльчивый до чрезвычайности, в состоянии раздражения не выносивший никаких доводов, педант в мелочах и наивный младенец в делах розыска, он представлял собою тип "свадебного генерала".
Ознакомился министр и со справкой, полученной телеграфом из штаба Отдельного корпуса жандармов, получив данные обо всех начальниках губернских управлений. Картина складывалась весьма и весьма печальная, ибо, если армия усилиями военного министра Пузыревского была более-менее очищена от престарелых генералов, живущих и мыслящих реалиями Крымской войны, то в жандармской среде наблюдался полнейший застой и апатия.
71-летний начальник Орловского управления полковник Дудкин состоял в должности 10 лет. 69-летний генерал Кононов руководил Новгородским управлением 17 лет, в Екатеринославе 15 лет занимал кресло его ровесник генерал Богинский, в Тифлисе 12 лет - 68-летний генерал Янковский. Но явным чемпионом по служебному долголетию был 70-летний генерал фон Брадке, ставший начальником Симбирского управления в далёком 1867 году!
Больше всего министру хотелось начать совещание с такого разноса, какого вся эта жандармская братия никогда не испытывала. Отхлестать их грубыми резкими словами, не стесняясь в выборе выражений. Но это было бы слишком по-плебейски, подобающим разве что офицеру-армеуту, а не блестящему кавалергарду.
Алексей Павлович обратился к командиру корпуса жандармов, который сидел за столом по правую руку от него:
- Василий Дементьевич, что нового по Карповичу? Известны ли имена его пособников?
Генерал Новицкий сделал многозначительную паузу, как будто накапливая силы для ответа.
- Ваше Сиятельство, ничего нового не добыто. Карпович не желает давать ответы, кто способствовал ему в совершении злодеяния, твердит, что действовал иключительно в одиночку!
- Я состою в должности министра всего третий день, но даже я не столь наивен, чтобы поверить в столь явную чушь. И я не могу понять, как так могло случиться, что сей бомбист нагло издевается над властью, а жандармерия беспомощна. Может, попросить московскую полицию помочь? - голос министра стал иезуитско-вежливым. - Глядишь, какой-либо пристав и сумеет разговорить негодяя Карповича!
С генералом Новицким граф Игнатьев познакомился, когда был киевским генерал-губернатором, и с тех пор отношения между ними сложились весьма прохладные. Новицкий прослыл в Киеве человеком жестоким, грубым и неумным.
Обстановка в комнате была весьма скромной. Голые каменные стены без окон, некрашенный деревянный пол, тяжёлые бронзовые канделябры с газовыми светильниками. Воздух, казалось, был пропитан каким-то особым тюремным духом.
Громоздкий дубовый стол старого тёмного дерева с тремя массивными креслами, над которым сзади зловеще возвышается штандарт тяжёлого чёрного бархата с вышитой серебром "адамовой головой" и литерами "Съ нами Богъ!"
Напротив стола, на простой деревянной скамье сидел человек, руки которого скованы наручниками. Дорогой твидовый пиджак, измаранный чем-то белым, и несвежая сорочка говорили о том, что их владельцу пришлось путешествовать долго и в явно некомфортных условиях. Голова покрыта колпаком из чёрной плотной ткани, полностью закрывавшим лицо. По бокам от арестанта застыли два дружинника Добровольной охраны.