К описываемому времени старинное копье, врученное царем Иродом начальнику храмовой стражи в знак переданных ему полномочий, было уже овеяно множеством древних легенд. Считалось, что это копье было выковано по воле ветхозаветного пророка Финееса, как символ магических сил, содержавшихся в крови богоизбранного народа. Когда израильтянин Зимри, сын Салу, начальник поколения Симеонова, после победы возглавляемого пророком Моисеем Израиля над язычниками-мадианитянами и уклонения победоносных израильтян в ересь идолослужения Ваал-Фегору, божеству побежденных язычников[60], привел в свой шатер мадианитянку Хазву, дочь Цура, начальника Оммофа, племени Мадиамского, «…Финеес, сын Елеазара, сына Аарона священника, увидев это, встал из среды общества, и взял в свою руку копье, и вошел вслед за израильтянином в спальню и пронзил обоих их, израильтянина и женщину в чрево ее…» (Числа, 25, 6-8)[61]. В данном случае священник Финеес исполнял прямое указание Святого пророка-Боговидца Моисея: «И сказал Моисей судьям Израильским: убейте каждый людей своих, прилепившихся к Ваал-Фегору»[62]. Так магическое копье оказалось впервые омытым в крови супостатов Единого Бога. После этого оно не раз оправдало себя в качестве талисмана военной удачи и власти. Так, пророк Иисус Навин держал в руке именно это копье, подавая своим воинам сигнал испустить оглушительный крик, приведший к падению стен неприступного Иерихона, а также при взятии другого ханаанского города – Гая. «Тогда Господь сказал Иисусу: простри копье, которое в руке твоей, к Гаю, ибо Я предам его в руки твои…Иисус простер… копье, которое было в его руке, к городу. Сидевшие в засаде тотчас встали с места своего и побежали, как скоро он простер руку свою, вошли в город и взяли его и тотчас зажгли город огнем»[63]. Это же самое копье царь Израильский Саул в приступе гнева метнул в молодого Давида, игравшего перед ним «на струнах»: «…в руке у Саула было копье. И бросил Саул копье, подумав: пригвожду Давида к стене; но Давид два раза уклонился от него»[64].
По старинной легенде, царь иудейский Ирод Антипатрид, прозванный Великим, также держал в руках это древнее копье, как символ власти над жизнью и смертью, когда отдал свой жестокий приказ перебить всех невинных младенцев «от двух лет и ниже», родившихся в Вифлееме Иудейском «и окрест него», стремясь погубить среди них и младенца Иисуса, которому было предсказано стать «Царем Иудейским»[65]. А теперь то же самое копье было принесено на Голгофу по приказу другого Ирода, сына предыдущего, как символ права на «сокрушение костей» Христа Спасителя.
Когда храмовые стражники поднялись на Голгофу, римские воины, охранявшие кресты с распятыми, с отвращением отвернулись. Лишь сотник Гай Кассий Лонгин, которому это было положено по должности, не отвел взора, когда слуги первосвященника раздробили палицами черепа и кости двух разбойников, распятых по обе стороны от Иисуса. Римский центурион, не в силах преодолеть омерзения при виде того, как жестоко были перебиты кости разбойников, решил защитить тело Христа от поругания.[66]
Выхватив копье Финееса из рук начальника храмовой стражи, центурион направил своего коня к среднему кресту и пронзил грудь распятого Иисуса справа между четвертным и пятым ребром. Именно так было принято у римских воинов проверять по окончании сражения, не остался ли кто в живых из их противников, чьи тела устилали поле битвы. Дело в том, что из застывшего трупа кровь не вытекала. Но в данном случае из пронзенного ребра Распятого «истекла кровь и вода» - и в тот момент, когда таким «неестественным» образом пролилась спасительная кровь Христа, Гай Кассий Лонгин уверовал в Него на всю жизнь.
Копье Финееса в данном случае сыграло роль своеобразного «катализатора Откровения». Оно послужило живым свидетельством Воскрешения плоти, ибо нанесенная его острием телесная рана таинственным образом сохранилась и на теле воскресшего Христа, явившегося своим ученикам в Еммаусе. Лишь один из апостолов – Фома Неверующий, склонный верить только в то, что был способен узреть своими телесными очами, не узнал воскресшего Богочеловека, вошедшего к ученикам через затворенную дверь, чтобы открыться им.[67]
И тогда Иисус сказал Фоме: «…подай перст твой сюда и посмотри руки Мои (с ранами от гвоздей – В.А.); подай руку твою и вложи в ребра Мои (пронзенные копьем – В.А.); и не будь неверующим, но верующим»[68].
Поскольку раны от гвоздей и от копья были видны на теле воскресшего Христа, первые христиане верили, что, если бы римскому сотнику Лонгину не удалось предотвратить сокрушение костей Иисуса на кресте, воскресение было бы невозможным. Именно так они понимали древнее пророчество: «Кость Его да не сокрушится».
Центурион Гай Кассий Лонгин, поразивший Спасителя копьем Финееса и Иисуса Навина в ребро, чтобы предохранить Его тело от «сокрушения костей», вошел в христианские легенды как «копейщик Лонгин» или «копьеносец Лонгин». В качестве одного из первых христианских святых, он особенно почитался иерусалимской христианской общиной, как живой свидетель пролития Крови Нового Завета, символом которого стало древнее копье.
И в самом деле – на краткий миг в руках у Лонгина оказалась судьба всего рода человеческого, предназначенного либо к тому, чтобы по-прежнему нести бремя первородного греха, либо к спасению путем подражания Христу. Копье, которым были пронзены ребра Спасителя, и в наконечник которого был позднее вделан один из голгофских гвоздей, стало одной из величайших общехристианских святынь, овеянной множеством легенд. Число этих легенд росло с течением столетий. Считалось, что тот, кто владеет копьем Финееса и Лонгина и способен познать те силы, которым оно служит, держит в руках судьбы всего человечества.
Маврикий, легат Фиванского легиона, согласно христианской легенде, держал в руке «копье Лонгина», когда отказался принести жертву языческим идолам по приказу римского тирана Максимиана. По повелению верховного Императора Диоклетиана, жестокого гонителя христиан, Фиванский легион – один из лучших в римской армии – в 285 г. п. Р.Х. заманили из Египта в Галлию для участия в смотре римских войск, в ходе которого планировалось проведение массового языческого празднества с целью оживить и укрепить веру легионеров в древних римских богов. Укрепление пошатнувшейся веры в богов древнего Рима Диоклетиан, сам объявивший себя «Иовием» («сыном Юпитера»), а своего соправителя Максимиана – «Геркулием» («сыном Геркулеса»), считал единственным средством остановить распад Империи. Легат Маврикий (принадлежавший, кстати, не к ортодоксальной, а к еретической, манихейской ветви христианства), в знак протеста против высказанной Максимианом угрозы подвергнуть его легион децимации (казни каждого десятого воина-христианина), предложил себя в качестве добровольной жертвы за своих людей, преклонил колена и «принял мечное сечение», то есть был обезглавлен. Христианские агиографы донесли до нас его последние слова: „In Christo morimur“ («Умрем во Христе»).
Ветераны Фиванского легиона, воодушевленные примером ненасильственного, но оттого не менее решительного сопротивления богоборческой власти, проявленного их доблестным легатом, предпочли умереть, как он, но не принести жертву римским богам, в которых они больше не верили. Даже произведенная над легионом децимация – казнь каждого десятого – не оказала на уцелевших легионеров, охваченных жаждой мученического подвига, никакого воздействия. Все 6 666[69] легионеров – пожалуй, самое дисциплинированное подразделение в истории римской армии – блестящей грудой сложили оружие к ногам тирана и бестрепетно подставили свои шеи мечам палачей. Тогда разъяренный Максимиан отдал жестокий приказ вырезать весь легион, как жертву своим богам. Так, по крайней мере, говорится в житии Святого мученика Маврикия.
60
Одна из многочисленных загадок Ветхого Завета заключается в том, как мадианитяне, у которых Боговидец Моисей скрывался после своего бегства из Египта, и первосвященник которых – Иофор (тесть Моисея, отдавший ему в жены свою дочь Сепфору!) приобщил самого Моисея к вере в Единого Бога и поклонению Ему на Божией горе Хорив (!) вдруг сделались язычниками, поклоняющимися одному из ханаанских идолов-Ваалов!
67
Ravenscroft, T. Die heilige Lanze. Der Speer von Golgatha. Universitas, Muenchen 1996, p. 25
69
Любопытная связь может быть, кстати, прослежена между численностью римского легиона в период Империи (6 666 чел.), словами евангельского беса, отвечавшего Иисусу, при своем изгнании Спасителем из бесноватого: «Имя нам легион», и упоминаемым в «Апокалипсисе» сатанинском «числе Зверя» - 666!