Когда мы спускались с полка, наши взгляды снова встретились, и я угадал в полумраке на её губах необыкновенную кроткую улыбку.
14. Часы
На следующий день мама, отец, Люба и брат уехали домой, а меня с сёстрами оставили на недельку погостить.
В кухне висели старинные часы с кукушкой; они сразу же завлекли меня, точнее, заинтересовала лишь только кукушка, которая с гулом выскакивала и громко, голосисто куковала почти как настоящая.
– Что там внутри происходит? – азартно спрашивал я себя, прохаживаясь взад и вперёд около часов. – А может, кукушка живая? – Но я иронично усмехался. Лазил вдоль беленой стенки, заглядывал в механизм и пачкал нос и одежду извёсткой. – Как кукушка узнаёт, что надо выскочить и прокуковать столько раз, сколько показывают стрелки?
Скоро – двенадцать дня. Должна, как обычно, показаться кукушка. Я подошёл к часам поближе и стал ждать. Шумно распахнулись ставенки, и блестяще чёрная кукушка шустро, словно её кто-то вытолкнул из убежища, выскочила и с весёлой деловитостью точно прокуковала двенадцать раз. «А если разобрать часы и заглянуть вовнутрь?» – Мысль мне понравилась, однако было боязно: могли в любое время подоспеть с базара дедушка и бабушка.
Миха – он рисовал военный корабль, который, однако, у него всё больше начинал походить на утюг, – посмотрел на меня с улыбочкой:
– Интересно, да? Тем летом, Серый, я хотел заглянуть, как там. Да дед заловил и чуть уши не отодрал.
– А если – быстренько-быстренько? Они ведь нескоро вернутся. Давай посмотрим?
Миха с мужиковатой медлительностью почесал в своём выпуклом, с лишаями затылке, шморгнул простуженным носом и протянул:
– Мо-о-ожно, вообще-то… но де-е-ед.
– Мы – в момент, Миха! Немедля назад повесим. Ну, как?!
– Была не была! Но нужно кого-нибудь за ворота отправить: постоять на страже.
Попробовали уговорить Лену, но она не только отказалась – пообещала «всё, всё» рассказать взрослым, то есть наябедничать. Настя упросила её не выдавать, и вызвалась сама вместе с Люсей покараулить у ворот.
Как только они махнули нам с улицы – я кинулся к часам, бережно снял их и положил на стол. Мы открутили три винтика с задней крышки и, когда я осторожненько приподнял её, в часах что-то еле слышно пискнуло. Раздалось одно «ку-ку». Я повернул часы циферблатом вверх – в раскрытые ставенки упала кукушка, они почему-то не закрылись.
– Ч-часы остановились, Миха, – вымолвил я на угасании голоска и прикусил губу. Мне померещилось – в моих волосах что-то зашевелилось.
Слегка потрясли часы, покрутили стрелку, подёргали за цепочку с гирькой и кукушку, которая, как только мы её отпускали, падала в свой домик, – часы стояли.
– Что будем делать? – спросил я, чуть дыша.
– Полома-а-али! – каркнула за нашими спинами вездесущая Лена. Я конвульсивно вздрогнул – казалось, меня уже ожгли ремнём.
– Цыц, ворона! – Миха, недолюбливавший Лену, припечатал ей в лоб щелчок.
– И ещё дерёшься? Всё, всё, всё дедушке расскажу!
– Только попробуй! – Миха замахнулся на неё кулаком, но она шустро выскочила в соседнюю комнату и захлопнула за собой дверь, успев напоследок показать язык.
– Что же делать? Что же делать? – лепетал я и воображал разные наказания, возмездия, кары. Ожидал от всегда рассудительного, деловитого Михи какого-нибудь спасительного решения.
Широкое смуглое проветренное лицо Михи оставалось спокойным, и мне грезилось – он вот-вот скажет то, что нас должно выручить, спасти. И Миха сказал – но совсем не то, что я ожидал:
– Выпорет нас дед.
У меня, признаюсь, похолодело внутри от этих просто и буднично произнесённых слов. Расплаты за содеянное я не желал, и мой воспалённый мозг искал, выискивал путь к спасению. Но не находил. Вбежала Настя и крикнула, словно окатила нас ледяной водой:
– Идут! Купили петуха! – И, радостная, скрылась за дверью.
У меня мгновенно пересохло в горле. Я хотел что-то сказать Михе, но лишь просипел. Мои руки дрожали. Я в отчаянии дёргал стрелку, кукушку, цепочку, зачем-то дул в механизм. Миха стоял красный и потный.
– Да не тряси ты их! Давай закрутим винтики и повесим на место. Что ещё остаётся?