Неужели всё это может исчезнуть?
Если планете суждено погибнуть, не спасёт даже крепчайшая геологическая структура…
На следующее утро, отлично выспавшись, не отягощённый воспоминаниями о ночных кошмарах, Эдвард Шоу начал новую жизнь.
24 декабря
Полковник Роджерс сидел в вагончике, ожидая вестей от маленького франтоватого человечка из Управления национальной безопасности по имени Таккер. Таккер играл важную роль в заговоре — иного слова не подберёшь, — он обеспечивал оружием.
Воскресный номер «Нью-Йорк Таймс» лежал раскрытый на столике с мониторами. На первой странице выделялись три заголовка почти одинаковой величины.
Весь мир сходит с ума, и Роджерс вместе с ним. За последнюю неделю он трижды нарушил присягу. Он участвует в заговоре, цель которого прямопротивоположна приказам Главнокомандующего вооружёнными силами Соединённых Штатов. Через две недели, а может раньше, если всё пойдёт по плану, он попытается разрушить то, что собираются защищать сектанты, окружившие Территорию.
Но больше всего его беспокоило полное отсутствие тревоги в душе. Он никогда не считал себя радикалом, но на самом деле всегда был приверженцем решительных действий; теперь же Роджерс тем более не представлял иных способов разрешения проблемы, кроме по-настоящему радикальных. Он помнил только, что нация в опасности, а правительство растерялось. Чрезвычайные обстоятельства, чрезвычайные меры.
Зазвонил телефон. Он ответил, а оператор командного пункта сообщил, что его спрашивают из штаба главнокомандующего тихоокеанским флотом.
В трубке послышался голос Таккера. Очевидно, он звонил с борта авианосца «Сарагота», находящегося в ста милях к западу от острова Сан-Клементе. Очевидно, Таккер только что переговорил с адмиралом Луисом Кеймероном.
— Полковник Роджерс, у нас есть стрела и необходимое оперение.
— Да.
— Вы меня поняли?
— Я понял.
— В следующий раз с вами свяжется Грин.
— Спасибо.
Роджерс повесил трубку. Грин — это, в действительности, Джулио Джилмон, демократ из Калифорнии, председатель подкомитета Сената по защите от инопланетян. Приблизительно через десять дней он явится сюда в большом лимузине, преодолевая кордон сектантов.
В кузове лимузина будет спрятана «стрела» — трехкилотонная боеголовка, первоначально предназначенная для противолодочных ракет «Сарагосы».
Положив боеголовку в рюкзак, Роджерс отправится внутрь Фантома.
Он свернул газету и встал, чтобы произвести дневной обход.
«Си-Би-Эс дейлайт ньюс», 1 января 1997 года. Беседуют Трисия Ревер и Алан Хак.
Ревер: Вы были на Таймс-сквер или смотрели телевизор?
Хак: Телевизор. Я дорожу своей жизнью.
Ревер: Я никогда не видела ничего подобного. Настоящее безумие.
Хак: Они думают, что настал наш последний год на Земле. (Качает головой, реагирую на комментарии, звучащие за кадром). К чёрту! Давайте будем реалистами: они предвидят будущее и спешат веселиться.
3 января 1997 года
Удивительно, но Артур по-прежнему чувствовал себя независимой личностью. Лил дождь. Он отвёз Марти в школу, хотя и не стоило — комфортабельный школьный автобус останавливался меньше чем в пятидесяти ярдах от дома. Возвратившись на стоянку, Артур услышал отдалённые голоса, английскую и другую речь. Он сидел в машине с закрытыми глазами, словно искал какую-то станцию или радиосигналы со спутника, но голоса стихли. Артур старался вновь уловить их, и от напряжения голова слегка гудела.
Он вошёл в дом, сбросил пальто. Франсин встретила его с чашкой горячего какао на столе. Его глаза затуманились, он взял какао и выпил его одним глотком. Потом поставил чашку на буфет и обнял жену. Та страстно прижалась к нему, крепче и крепче, словно в отчаянии, и Артур повёл её в спальню, и они любили друг друга.
За ним никто не «следил».
Кроме тех часов, когда приходилось выполнять задания роботов, Артур так же свободно распоряжался собой, как и любой другой человек. Он и не думал покидать «свою» зону — северо-запад Соединённых Штатов. Если бы учёный отважился перебраться в другое место, ему бы вряд ли позволили. Здесь он не сидел сложа руки, а впереди ещё столько работы…
Он пристроил голову на мягком животе жены, рукой обнимая её грудь, и дремал. Она обернула локон его волос вокруг своего пальца и смотрела на мужа с тем выражением спокойствия, которое свойственно только женщинам и которое не раз восхищало Артура. Только что здесь царила страсть, даже одержимость, а сейчас Франсин холодна и безмятежна, как мраморное изваяние мадонны.
Он мог бы рассказать ей о пауке. Ничто не помешает ему. Артур поднял голову и чуть было не начал говорить, но остановился. На ком лежит ответственность? Не на мне ли, погрязшем в сомнениях? Франсин и так достаётся, к чему ей знать, что её муж — Подневольный? Это слово забавляло и раздражало его, но вполне отражало действительность.
Почему же они не взяли Франсин? Не завладели её волей?
Потому что не нуждались в ней, потому что их возможности не безграничны. Вдруг Артур выпрямился, вытянул шею. Только одна или две тысячи… Что если никто из его семьи не попадёт в число избранных? Никто из его друзей, коллег, знакомых? Что если и ему самому не будет позволено спастись?
— Что-то случилось, Арт? — спросила Франсин.
Он покачал головой и погладил её соски.
— Ты заставляешь меня забыть, что я мать семейства, — сказала жена. — Тебе должно быть стыдно.
— Ты права, — ответил Артур. — Ужасно стыдно.
Дождь забарабанил в окно, холодный ветер свистел у стен дома. Зловещий, по-настоящему зловещий звук, но, тем не менее, он усиливал ощущение безопасности и уюта. Можно лежать обнажённым возле любимой женщины в тёплой мягкой постели и чувствовать себя властелином бесконечности.
Информационная Сеть уже почти сформирована. До него дошли отрывочные сведения, что в Нью-Йорке, Вашингтоне — да, собственно, везде — Подневольные особенно много работали в библиотеках. Зачем? Неужели неведомые благодетели соберут фрески Сикстинской капеллы, творения Баха, Парфенон и Ангкор на борту корабля и поднимут все это в космос вместе с самыми талантливыми людьми Земли? Затея представлялась Артуру слишком очевидной и наивной.
Он множество раз прослушивал плёнку, подаренную Файнманом. Артур постоянно обдумывал идеи друга, сравнивая их с данными, поступившими по Сети, которая ширилась день ото дня.
В его голове крутилось одно слово — «грамматика», — но за ним скрывалось множество понятий.
И множество смысловых оттенков: грамматика планетной экосистемы, включая суть генетического кода и способ, при помощи которого различные виды связаны друг с другом, (так фразы объединяются в книгу), и особенности эволюционной схемы, и неизбежность конца…
Грамматика общества — анализ взаимодействия человеческих групп как составных частей всеобщей экосистемы…
Плоды, половые железы, репродуктивная система планеты, огромный гриб, поднимающийся над Землёй в космос вместе с молитвой…
Чтобы овладеть миром вакуума, гравитации и воздушных потоков, экосистеме Земли потребовалось изобрести и развить орган или инструмент, способный к восприятию и логике, так же как жизнь когда-то приспособилась к суше, разработав определённый тип глаз, конечностей и нервной системы. Книга земного существования строится на синтаксисе движения по суше и движения в космосе; и то и другое используется грамматикой экосистемы, и то и другое — её неотъемлемые доли. И так же устроены тысячи иных миров с подобными грамматическими схемами жизни. Люди — один из органов Земли, с помощью которого планета перемещается от звезды к звезде.