— Мы — одна семья. Все остальные погибли.
По лицу Крокермена струился пот. Он, не отрываясь, смотрел на лицо Гостя, на его три золотых глаза, которые, в свою очередь, уставились на президента.
— Вы сказали моим коллегам, нашим учёным, что корабль является оружием, которое разрушит Землю.
— Это не оружие. Это — мать новых кораблей. Машина сожрёт ваш мир и создаст новые корабли, способные отправиться ещё куда-нибудь.
— Я не понимаю вас. Вы можете объяснить?
— Задавайте вопросы по существу, — потребовал Гость.
— Что произошло с вашим миром? — не задумываясь, спросил Крокермен. Он успел прочитать стенограммы бесед с инопланетянином, но хотел услышать историю Гостя сам.
— Я не могу назвать свой мир или сказать, где он находился. Мы потеряли счёт времени, прошедшего с тех пор, как мы покинули его. После многих лет безмятежного холодного сна мы смутно помним нашу планету. Первые корабли приземлились и спрятались внутри ледяных глыб, покрывающих долины одного из наших континентов. Они воспользовались содержимым этих ледяных масс, а потом начали пробивать себе путь дальше. Мы и не подозревали о них. В конце концов, корабль, который вы видели — а он из нового поколения, — появился в центре города и остался там. Планета тряслась, а мы пытались что-либо предпринять. Вокруг простирался космос. Поблизости было несколько планет, но ни одна не привлекла нас, и мы не покинули наш мир. Мы знали способы выживания в космосе, даже в течение долгого времени, и построили дом внутри корабля, надеясь, что он покинет нашу планету до наступления конца. Но корабль не спас всех нас. Он поднялся до того, как оружие превратило наш мир в расплавленные камни, лаву и пар, и унёс нас с собой. Но другие, насколько мы знаем, не выжили.
Крокермен кивнул и сложил руки на коленях.
— Что представлял собой ваш мир?
— Похож на ваш, только меньше по размерам. Много льда. Население — подобное мне, но не по форме, а по образу мышления. Много различных форм: кто-то плавал в холодных водах морей, образующихся в результате таяния льда, кто-то, как я, передвигался по суше, кто-то жил во льду. Все мыслили одинаково. За многие тысячелетия мы сделали нашу жизнь такой, какой хотели, и жили счастливо. Свежий воздух был насыщен запахом родства. Везде, даже в отдалённых районах, покрытых толстыми льдами, ощущалось благоухание детей и родных.
Артур почувствовал комок в горле. На щеке Крокермена виднелся мокрый след, и он пытался заслонить лицо рукой.
— Они объяснили, почему разрушают ваш мир?
— Они не разговаривали с нами, — ответил Гость. — Мы догадались, что машины пожирают миры и что они не живые существа — просто машины без запаха, наделённые способностью мыслить.
— Общались с вами какие-нибудь роботы?
— Не понимаю.
— Небольшие механические устройства, — подсказал Роттерджек. — Разговаривали с вами? Успокаивали?
— Ничего подобного не помню.
Крокермен глубоко вздохнул и на секунду закрыл глаза.
— У вас были дети? — спросил он.
— Представители нашей разновидности не имели права обзаводиться детьми. У меня были родственники.
— У вас осталась… так сказать, семья?
— Да. Родственники и учителя. Ледяные братья по связке.
Крокермен покачал головой. Слова пришельца ничего не говорили ему. По правде говоря, они мало значили для всех присутствующих. Многое из сказанного Гостем будет изучено позже, и возникнут новые и новые вопросы — если только Гость протянет достаточно долго, чтобы ответить на них.
— Вы выучили наш язык, слушая передачи с Земли?
— Да. Ваши радиосигнали привлекли пожирателей на эту планету. Мы слышали то, что воспринимали и собирали машины.
Харри сосредоточенно стенографировал, только карандаш поскрипывал.
— Почему вы не пытались сопротивляться машине? Например, разрушить её? — спросил Роттерджек.
— Будь мы способны на это, машины никогда бы не пустили нас на борт.
— Самонадеянность машин, — процедил Артур сквозь зубы. — Неслыханная самонадеянность.
— Вы сказали, что находились в состоянии сна, в спячке, — проговорил Роттерджек. — Как же вы могли изучать язык и в то же время спать?
Гость замер в молчании.
— Мы сделали это, — наконец сказал он.
— Сколько языков вы знаете? — спросил Харри, приготовившись записать ответ.
— Я говорю по-английски. Другие, оставшиеся внутри, знают русский, китайский, французский.
— Впрочем, это все не так важно, — тихо заметил президент. — Я как будто вижу страшный сон. Кто виноват в происходящем? — Он обвёл комнату глазами, глядя на всех настойчивым пронизывающим взглядом. — Никто. Я не могу просто взять и объявить, что у нас гости из других миров, потому что люди захотят их увидеть. После сообщений из Австралии наши новости приведут только к панике и замешательству.
— Я не уверен, что мы долго сможем хранить тайну, — сказал Маккленнан.
— Как нам утаить правду? — Казалось, Крокермен не слышал никого, кроме Гостя. Он встал и приблизился к стеклу, мрачно вглядываясь в космического пришельца. — Вы принесли самую плохую весть, какую только можно представить. Вы утверждаете, что мы бессильны. Ваша… цивилизация… наверно, достигла более высокой степени развития, чем наша. И она погибла. Ваша история приводит в ужас. Почему вы вообще беспокоитесь о нас?
— Иногда случается так, что силы равны, — ответил Гость. — Я устал. У меня осталось мало времени.
Генерал Фултон вполголоса беседовал с Маккленнаном и Роттеджеком. Последний приблизился к Крокермену и положил руку ему на плечо.
— Господин президент, мы не специалисты. Мы не знаем, какие вопросы наиболее существенны, и, очевидно, время поджимает. Мы должны закончить разговор и дать возможность учёным продолжить работу.
Крокермен кивнул, глубоко вздохнул, опустил веки. Когда он снова открыл глаза, они уже утратили выражение беспокойства и недоумения.
— Господа, Дэвид прав. Давайте заканчивать. Я бы хотел поговорить со всеми вами до того, как мы выйдем из здания. Но ещё один вопрос. Он снова повернулся к Гостю. — Вы верите в Бога?
Не задумываясь ни на мгновение, Гость ответил:
— Мы верим в возмездие.
Крокермен был заметно потрясён. Чуть приоткрыв рот, он посмотрел на Артура и Харри и вышел из комнаты на ватных ногах. За ним последовали Маккленнан, Роттерджек и генерал Фултон.
— Что вы имели в виду? — спросил Харри, когда дверь закрылась. — Пожалуйста, поясните, что вы сейчас сказали.
— Подробности не важны, — произнёс Гость. — Смертный приговор выносится миру за его несовершенство. Со смертью исчезают суета и ложь. А теперь — ни слова больше. Отдыхать.
Плохие новости. Плохие новости.
Эдвард очнулся от сна и уставился в белоснежный потолок. Его не оставляло ощущение, что умер близкий человек, и потребовалось несколько мгновений, чтобы вернуться в реальность.
Он не мог отчётливо вспомнить содержание сна. В голове путались сцены и образы, оттесняя неясную мысль, затаившуюся в подсознании.
Час назад дежурный офицер сообщил, что все они здоровы и что ни в их крови, ни на коже не обнаружены неизвестные бактерии. Врачи не нашли микроорганизмов даже у Гостя, кожа которого оказалась чистой, как первый снег. Странно.
В любой среде, как слышал Эдвард Шоу — если, конечно речь шла о Земле, — всякое живое существо сопровождает сонм паразитических или симбиозных организмов. Они живут на коже, во внутренностях, в крови. Возможно, различные миры имеют различные экологические условия. Возможно, народ, к которому принадлежит Гость — откуда бы он не пришёл, — приблизился к абсолютной чистоте: выжило самое целесообразное, лучшее — и никаких крошечных мутирующих гадов, вызывающих болезни.
Эдвард сел и налил в стакан воды из-под крана. Он пил большими глотками, и взор его блуждал по окну и занавеске. Медленно, но верно прежний Эдвард Шоу исчезал и на его месте появлялся новый человек, полный пессимизма и противоречий, злой, но сдерживающий гнев, испуганный, но скрывающий страх.
И тут он вспомнил свой сон.
Он присутствовал на собственных похоронах. Гроб стоял открытым, и, судя по всему, кто-то совершил ошибку, потому что в гробу лежал Гость. Траурной церемонией руководил министр в пурпурной мантии и с массивным медальоном на груди. Он тронул Эдварда за плечо и прошептал ему на ухо: «Действительно, плохие новости, не так ли?»