— Простите, — сказал Маккленнан. — Господи, я не курил пять лет! Я в опале.
— Что вы собираетесь делать теперь, выйдя в отставку? — спросил Хикс.
Забавная ситуация — другая сторона этой истории.
Маккленнан с отвращением взглянул на сигарету и бросил окурок в пепельницу. Рядом он положил зажигалку.
— Я думаю, президент предложит мне и Дэвиду другие посты. Предполагаю, что Шварц останется. Предполагаю, что все останутся. — Маккленнан с подозрением посмотрел на Хикса. — А вы напишете обо всём случившемся, да?
— Думаю, напишу, в конце концов.
— Вам не кажется, что он сошёл с ума? — поинтересовался Маккленнан, показывая на экран.
Хикс задумался.
— Нет.
— А вам не кажется… — И тут у Маккленнана от вновь подступившего гнева затряслись руки. — Он нарушает присягу, изменяет клятве следовать Конституции Соединённых Штатов и обеспечивать всеобщее процветание.
— Он говорит, что думает, — сказал Хикс. — Президент считает, что близится светопреставление.
— Боже, если даже это… — Маккленнан подвинул к себе стул и медленно уселся. — Он в беде. Он не может скрыть свою слабость. Я не удивлюсь, когда начнутся разговоры о переносе инаугурации или об импичменте.
— По какой причине?
— Некомпетентность. Неспособность обеспечить всеобщее процветание. Чёрт возьми, я не знаю…
— Совершил ли он какие-либо незаконные действия?
— Ни один из наших президентов не отличался хорошими мозгами. По крайней мере, со времён Никсона. Послушайте, Крокермен не хочет согласиться с вами, даже несмотря на то, что сам ввёл вас в тесный круг посвящённых… Какова его цель?
Хикс уже ответил на этот вопрос и не видел причин вновь возвращаться к нему.
— Ну, хорошо, — продолжал Маккленнан. — И так ясно, к чему он стремится, к чему идёт дело. Он сдаёт позиции без единого выстрела. У нас нет ни малейшего представления о том, что… эти ублюдки, эти машины, эти инопланетяне могут сделать. Мы даже не уверены, что их задача — уничтожение планеты. Кстати, возможно ли такое вообще? Разорвать планету на куски или погубить все на её поверхности?
— Да мы сами способны погубить жизнь на Земле, если захотим, — напомнил Хикс.
— Вы правы. Но Гость говорил, что от планет не остаётся и следа — только ледяные глыбы. Это возможно?
— Полагаю, да. Надо высвободить достаточно энергии и придать Земле вторую космическую скорость. Нужно огромное количество энергии.
— Сколько? Мы бы справились с этим?
— Не думаю. Нам бы не хватило всего имеющегося ядерного оружия. Мы бы даже не смогли начать.
— Как высоко должна быть развита… Господи, цивилизация, обладающая такими возможностями?
Хикс пожал плечами.
— Если представить себе прямой, полный технических открытий и достижений, путь развития, то нам потребуется век или два, чтобы догнать их.
— Но способны ли мы победить их, если они настолько сильны?
Хикс неуверенно покачал головой. Маккленнан счёл это отрицательным ответом.
— Итак, он говорит то, что думает. Выхода нет. А что если они замышляют не уничтожить нас, а просто запутать, заставить растеряться, предупредить наше сопротивление?.. Ну… так, как нам когда-то следовало поступить с Японией, если бы мы могли предвидеть, что они обойдут нас в двадцатом веке?..
— Инопланетянам, несомненно, удаётся хорошо хитрить.
— Да. — Маккленнан снова поднялся.
— А что вы собираетесь делать?
Бывший советник президента по вопросам государственной безопасности посмотрел за окно. Его взгляд напомнил Хиксу выражение лица миссис Крокермен. Мрачное, близкое к отчаянию, полное боли.
— Я буду действовать в тени, чтобы спасти его задницу, — проговорил Маккленнан. — И Роттерджек вместе со мной. Будь мы все прокляты, но мы преданы ему. — Он поднял сжатый кулак. — Когда все полетит в тартарары, этот сукин сын Орманди не будет знать, что произошло. Он — конченый человек.
Так как до вылета в Лас-Вегас оставалось три часа, Артур решил взять такси и проведать Харри.
Машина несла его по скоростной автостраде мимо ярко покрашенных, но бедных домов на окраине Лос-Анджелеса.
— Эй, парень, слыхал, что сказал президент? — спросил водитель, поворачиваясь к Артуру.
— Да.
— Ничего себе новость! Я чуть не описался от страха. Интересно, он говорит правду или просто у него крыша поехала?
— Не знаю, — ответил Артур.
Он чувствовал себя необычно бодрым. Мысли пришли в порядок. Теперь он видел все способы достижения цели так отчётливо, словно маршрут на дорожной карте. Усталость и отрешённость сменились сильнейшей осознанной злостью. Сдержанность и стремление держаться в стороне испарились. Ветер, врывающийся в машину через окно, пах свежестью и чистотой.
Полковник Элберт Роджерс прослушал запись президентской речи и в течение нескольких минут, застыв, сидел на сиденье грузовика. Он чувствовал себя преданным. Сообщение президента не могло быть правдой. Люди, находящиеся в районе Фернис-Крика ещё не слышали выступления, но обязательно узнают о нём. Роджерс искал способы смягчить слова Крокермена перед сослуживцами.
— Ублюдок сдался без боя, — бормотал он. — Он просто-напросто бросил нас здесь.
Роджерс вышел из машины и посмотрел на гору, смутно черневшую в утреннем тумане.
— Я могу пронести ядерную бомбу в нутро этой сучьей горы, — задумчиво проговорил Роджерс. — Я могу сунуть её туда и стоять над ней, пока все не полетит к чёртовой матери.
Но только с разрешения президента.
На самом деле, дела обстояли не совсем так.
Но президент не будет останавливать их, если они попытаются защититься… не правда ли? Президент вообще не говорил об этом. Он только утверждал, что вряд ли… что именно он говорил? Роджерс открутил плёнку назад. «… Настало время страстно молиться о спасении — даже несмотря на то, что мы не знаем, какого спасения ждать, не знаем, можем ли надеяться на него…»
Что это значит?
И кто теперь будет отдавать Роджерсу приказы — приказы, которым следует подчиняться?
— Он плох сегодня. Поездка в Вашингтон не пошла ему на пользу, — сказала Итака, провожая Артура в спальню.
Харри лежал с закрытыми глазами, откинувшись на пышные белые подушки. Он выглядел хуже, чем неделю назад. Кожа на лице пожелтела и покрылась болезненными пятнами. Дышал Харри ровно. Услышав шаги, он открыл бесцветные, словно вылинявшие, глаза, улыбнулся Артуру и крепко сжал его руку.
— Я собираюсь подать в отставку, — сказал Файнман.
Артур собрался возразить, но Харри жестом прервал его.
— Не в связи с его речью. Просто я отныне бесполезен. Не сдаюсь пока, но… Мне становится хуже день ото дня. Я связан по рукам и ногам: мне больше нельзя покидать город и придётся провести в госпитале всю следующую неделю. Тебе ни к чему лишние неприятности.
— Мне нужен ты, Харри.
— Да. Бог свидетель, как мне жаль. Я бы предпочёл быть на ногах. Тебя ждёт трудная борьба, Артур. Что собираешься делать?
Артур медленно покачал головой.
— Маккленнан и Роттерджек — в отставке. Президент не отдал никаких распоряжений по нашей группе.
— Он не осмелится распустить её.
— Да, он сохранит нашу команду, но сомневаюсь, чтобы он позволил нам действовать. Я беседовал с Хиксом несколько часов назад. По его словам, президент пошёл даже дальше Орманди. Апокалипсис. Мол, приведите отчётность в порядок — нам предстоит ревизия.
— Неужели он… — Харри покачал головой. — Неужели?
— Я не видел его с тех пор, как он принимал нас в Овальном кабинете. Теперь нанесём отвлекающий удар при помощи средств массовой информации. Нас будут поджаривать живьём на медленном огне. Так как у меня нет конкретных заданий, я отправлюсь в Фернис, а потом на несколько дней в Орегон. Спрячусь.
— Что ждёт тех, кто на карантине? Почему мы удерживаем их? Они здоровы.
— И не представляют угрозы для государственной безопасности, — согласился Артур.
— В нашей власти отпустить их, не так ли?
— Мы все ещё наделены очень высокими полномочиями. Я позвоню Фултону.
Артур по-прежнему держал Харри за руку. Он не отпускал её с той минуты, как присел на кровать.
— Ты должен выкарабкаться, Харри.
— Ты и сам чувствуешь себя при смерти, да? Ты знаешь, даже Итака… Теперь она плачет, не скрываясь. Вчера ночью мы плакали с ней вместе — когда я вернулся из госпиталя.