– Вы эти места знаете? – спросил майор Матюшина. – Что там у них за спиной, за этим овражком?
– Места тут нехоженые, – уклончиво ответил охотник. – Так уж чтобы совсем нельзя было пройти, такого не бывает. Другое дело, что трудно пройти.
– Короче! Могут они скрытно отойти и исчезнуть в тайге?
– Могут, наверное, – согласился Матюшин. – Только тихо этого не сделаешь, в таких зарослях обязательно шум будет. А вообще-то места тут труднопроходимые. Охотники сюда не ходят.
– Твою таежную мать! – раздраженно рявкнул майор. – Судьбу ее за душу и в селезенку! Завел я пацанов. Ни туда, ни сюда ходу нет. И гранат нет, а то забросал бы их к чертовой матери!
– Майор, не кипятись, – тихо сказал отец Василий. – Они ведь тоже не дураки, по твоим рассказам. Им ведь тоже деваться некуда. А если им предложить сдаться? Для них это серьезный шанс хоть на какую-то жизнь, пусть и в спецлаге.
– Ты что, батюшка, не понял? – вытаращил глаза офицер. – Это же волчары, дикие звери! Они клыками и когтями нас драть будут, но попытаются прорваться. Это же понимать нужно, какая в них сейчас ненависть! Хотя вам-то откуда это знать, священнику? Вы ведь больше специалисты по любви к ближнему своему. Вот и любите их, только издалека, а я их сожгу заживо ракетницами, вон сколько там сушняка. А кто из огня прорываться будет, тех покосим очередями. Мне мои пацаны дороже!
У отца Василия по спине побежали мурашки, когда он понял, что затеял Фистенко. Скорее всего, выхода у майора не было. Упустить уголовников он не имел права и обязан был принять все меры к их задержанию или уничтожению. Взять он их не мог, и надежно блокировать – тоже. Оставалось одно – уничтожить всеми доступными способами. И еще он должен был сберечь своих бойцов.
Священник смотрел на двоих спецназовцев, которые сидели рядом с ними на земле. Не очень опытные пацаны, хотя и здоровые. Вид у них был не столько испуганный, сколько растерянный. И на командира они смотрели с большой надеждой. Где-то там дальше, рассредоточившись и заняв позиции, лежали еще десятеро. Не слишком надежный заслон, если среди этих десяти тоже есть неопытные пацаны. Озверелые бандиты могут в любой момент обрушить шквал огня из шести стволов и ломануться на прорыв. Что тогда будет? Если не упиваться особым оптимизмом, то, скорее всего, уголовники прорвут кордон, половина спецназовцев будет убита или ранена, а оставшиеся перебьют нападавших. Только нет гарантии, что один или двое, самых шустрых, не прорвутся и не уйдут в тайгу. Это будет называться пиррова победа. Или как сказал в сериале «Спецназ» один генерал: «Это не пиррова, а херова победа». Преследовать этих уцелевших майор не сможет, потому что у него даже сейчас один «двухсотый» и два «трехсотых». А после этого короткого боя их будет вдвое больше. Как он сможет бросить раненых, особенно тяжелораненых? С остатками своего отряда он не сможет их даже вынести из тайги. Значит, неизбежная смерть еще кого-то. Отправить одного-двоих за помощью и смотреть, как раненые умирают? Мучительно и тяжело, зовя мамку и отчаянно ловя взглядом взгляд командира, который их привел сюда.
Бывший спецназовец Миша Шатунов прекрасно понимал ситуацию, всю ее безысходность. Понимал он и то, что у командира есть только один шанс, и майор его использует. И будет тысячу раз прав. Но отец Василий не мог смириться с неизбежным, душа священника не принимала такого исхода. Он должен был попытаться выполнить свой долг. Долг перед всеми, в том числе и перед собой.
– Майор, дай им шанс, – попросил священник офицера, – им и мне.
– Ты о чем? – не понял Фистенко. – Какой, к лешему, шанс?
– Я пойду парламентером и попытаюсь уговорить их сдаться.
– Спятил? – искренне удивился майор и посмотрел на священника, как на безнадежно больного, постучав костяшками пальцев себе по лбу. – Ты хоть на граммулечку представляешь, с кем собираешься переговоры вести?
– Очень хорошо представляю, майор, – ответил хмуро священник. – Ты даже не знаешь, насколько я хорошо представляю. И все же я должен попробовать.
– Какие разговоры, когда на них чужой крови по полведра на каждого?
– Вот ради тех, кого они убили, и стоит попробовать. А еще ради твоих пацанов, которые станут свидетелями и участниками того, что ты задумал. Ты о них подумал? Как они после этого дальше жить будут?
– Твою ж мать! – почти простонал Фистенко и закрыл лицо грязными ладонями. – Что ты мне душу рвешь, поп! Предложи другой выход, и я с радостью соглашусь. А потом свечку богу поставлю и упаду в ноги матери вон того парня, который рядом лежит с простреленной головой.