— Поспите, ещё принцесса. День будет нелёгкий.
Когда он ехал из трактира в замок Тельвисов, казалось ему тогда, что дорога промелькнула за пару мгновений, так увлекателен был разговор с графом. Теперь же время тянулось бесконечно. Они ещё не доехали до трактира, но пришлось уже останавливаться.
— Отчего мы встали? — спросила маркграфиня, выглядывая в окно, но при этом не выпуская руку Волкова из своих пальчиков. — Ваш капитан опять вешает кого-то из женщин?
— Нет, — отвечал ей генерал. — Он уже всех повесил и уехал вперёд, сказать моим слугам, что ждут меня в трактире, чтобы собирали мои вещи и впрягали лошадей в карету. Моя карета лучше. Вам будет в ней удобнее. А встали мы… так, видно, Хаазе упряжки под пушками меняет. Три часа шли на одной упряжке, и то хорошо. Заодно и солдаты передохнут.
А женщина смотрит на него, не отводя глаз, и вроде слушает его, но, видно, думает о другом; а потом берёт его локоть, обнимает обеими руками и прижимается щекой к его плечу, и спрашивает вдруг:
— Барон, а жена ваша красива?
Он усмехается от такой неожиданности и думает, что такой вопрос был бы бестактным, задай его мужчина, но считает, что обсуждать жену даже с нею будет недостойно и отвечает:
— Господом данная мне супруга, какая бы ни была, для меня прекрасна.
Нет, нет… Этот ответ её точно не удовлетворяет, но она не настаивает на ответе, а, заглядывая ему в глаза, продолжает интересоваться:
— А есть ли у вас, барон, сердечный друг?
Ну что тут сказать? Этот её интерес к его сердечным привязанностям, признаться, льстил генералу. Женщина была жива и желанна, имела сильное, молодое тело и, не стесняясь, проявляла интерес к нему. Кто же тут не возгордится? А вот то, что это была принцесса… настоящая, кровная принцесса, его, кажется, волновало не так уж и сильно. Больше его занимало то, что он может вот так просто взять и прикоснуться к её груди, ощутить её тяжесть в ладони, пусть даже через одежды, или поцеловать в губы, или вовсе наклониться и запустить руку под подол её платья, а потом поднимать пальцы до тех самых мест, где кончаются у женщин чулки, и даже выше. И всё это она воспримет с улыбкой благосклонности. Будет смущённо радоваться его прикосновениям.
И эта её податливость, её согласие со всеми его желаниями, — вот что действительно его сейчас волновало и возбуждало. Вот только сейчас Волкову приходилось держать себя в руках. Взять её в карете, на ходу, когда в любой момент к окошку может подъехать Брюнхвальд или фон Готт… Нет, нет… Эта страсть сейчас недопустима. Хотя очаровательная принцесса, он это прекрасно чувствовал, сопротивляться бы не стала.
Ну а то, что из-за лона этой женщины, которым, кстати, он вчера обладал, может разгореться настоящая война… Он об этом и не думал.
Тут он внимательно смотрит на маркграфиню с едва заметной улыбкой: вот же как вас разбирает глупое любопытство, Ваше Высочество. Зачем вам то знать? Но она не унимается:
— Ну так есть у вас сердечный друг?
— Есть, — наконец отвечает генерал. Он не хотел ей врать. И потом добавляет: — Но в последнее время, кажется, этому другу я несколько наскучил, — и чтобы перевести разговор, спрашивает: — А у вас, Ваше Высочество, есть ли у вас подобный друг?
— Нет, — сообщает она. — У меня никого нет… И никогда не было. Меня воспитывали монахини в бережении чести. а потом меня выдали замуж, я замужем с четырнадцати лет. И мужа чтила, как меня монахини учили. И жили мы, как требует того добродетель.
— Ах вот как, — Волков сжал её руку. — Может, потому вы отказались разоблачаться нынешней ночью.
— Да, побоялась я, муж от меня ни разу не требовал, чтобы я сняла рубаху, — подтвердила принцесса. — Ни разу за все годы жизни.
«Ну, значит, страсть к ней его не сильно разжигала».
— Но вы же сами… Вы уже были передо мной без одежд, — напомнил женщине генерал с улыбкой.
— Но то в купальне, в купальнях все без одежд, — отвечала она, тоже улыбаясь. — Это другое. А тут, хоть и темно было, всё равно стыдно… Да и боязно… Вдруг кто заглянет в карету.
Волков тоже засмеялся, а потом взял и поцеловал её так же крепко, как целовал прошедшей ночью. И после сказал:
— Но вы мне обещали, что разоблачитесь в следующий раз.
— Как только попросите, — отвечала она, снова обнимая его руку и прижимаясь к его плечу щекой.
Он бы хотел снова её поцеловать, но тут слышит, как кто-то совсем рядом с каретой его спрашивает. Генерал откидывает занавеску с окна и хочет узнать, кто ему мешает насладиться губами такой приятной женщины, и видит солдата, который за цепь ведет с собою пленного Франца Гифлеора. И как только конвоир увидал в окошке командира, сразу заговорил, дёрнув с силой за цепь: