И тут снова заговорил секретарь Хойдер; он, видимо, хотел придать делу хоть какую-то законность:
— Суд города Туллингена постановил изъять у вас те деньги и, пока не найдено будет решение или законные хозяева, хранить их в казначействе города.
— Суд города Туллингена, — Волков опять посмеялся. — Знаю я эти городские суды!
Честно говоря, смех его был нехороший. Он не знал, что ему делать. Отдать бюргерам-разбойникам деньги? Нет, это была его добыча… Но начинать сражение, исходя из соотношения сил — заведомо проигрышное, он тем более не хотел.
— А ещё, — вдруг снова заговорил полковник Гройзенберг, он из всех горожан-переговорщиков был самый решительный, — известно нам, что вы в своём обозе удерживаете маркграфиню Винцлау.
И тут уже генерал повернулся к нему и стал глядеть на него, не произнося ни слова. Теперь Волков был максимально серьезен.
Одно дело деньги, пришли и ушли, просто набег его был неудачен…
И совсем другое дело принцесса. Совсем другое. За неё-то он точно готов был драться. Потому что, не выполнив просьбу герцога, не освободив маркграфиню и не проводив её в Швацц…
О нет, даже думать об этом он не хотел… Лучше ему тогда погибнуть тут, в этой жаркой, но прекрасной долине, чем возвращаться в Эшбахт. И видя, что он не отвечает им, полковник Гройзенберг продолжил:
— Магистрат вольного города Туллингена решил препроводить маркграфиню в пределы города. Для её же безопасности.
— Для её же безопасности? — мрачно переспросил генерал.
— Да, для её же безопасности, — твёрдо повторил полковник.
— Для её же безопасности, я препровожу маркграфиню Винцлау в её замок в городе Швацц.
— Вы собираетесь противиться? — кажется, консул Туллингена был удивлён таким ответом генерала.
— Магистрат города Туллингена мне не сеньор, — заявил Волков высокопарно, сам уже думая о том, что ему без труда удастся вытащить меч и проколоть полковнику Гройзенбергу бедро в районе бедренной жилы. «Этот увалень как раз удобно для того сидит; и почесаться не успеет». Волков даже взял повод коня в левую руку, но пока продолжал переговоры. — Мой сеньор, если вы, господа, не знали, — Оттон Мален, курфюрст Ребенрее, и он просил меня освободить принцессу из логова колдунов и проводить её до Швацца, до её замка. И так тому и быть.
— То есть… вы не подчинитесь нам подобру? — с вызовом и с угрозой продолжал полковник. — Так мы и серебро, и принцессу заберём силой!
— Силой закона! — вставил секретарь магистрат Хойдер.
«Этому воткну меч в глаз… Если не сбежит. Они тут, видно, самые рьяные».
— Может, вы и заберёте серебро и принцессу силой, господа бюргеры, — уже с пренебрежением говорил генерал, подчёркивая тоном унизительное слово «бюргеры». — Может, вы и меня сможете убить, но, клянусь святым Причастием, что половина людей, которых вы сюда привели, не доживёт до завтрашнего утра. Одни умрут сегодня, другие от ран в течение ночи. И чтобы не случилось подобного, чтобы избежать кровопролития, — он уже готов был уступить этим сволочам кое-что, — я готов отдать вам все деньги, что нашёл в деревне Мемминг. Но принцессу я должен проводить до Швацца. Это пожелание моего сеньора.
— Нет, — твёрдо сказал полковник. И в этой его твёрдости звучала железная неумолимость. Он готов был послать своих людей в бой. — И серебро, и принцесса поедут в Туллинген.
И тут уже рука генерала сама, машинально, легла на эфес меча. Он прекрасно понимал: этого нужно вывести из строя ещё до начала дела. Скорее всего, он тут у них самый решительный.
Но прежде чем неизбежное случилось…
Консул вдруг перевёл взгляд с него куда-то в сторону. И все остальные горожане стали смотреть туда же. Смотреть неотрывно. Даже те солдаты, что пришли с офицерами горожан и всё ещё держали в руках зеленые ветви, и те стали смотреть в сторону склона, на котором были уже расставлены люди барона. Вот только сам Волков туда не оборачивался, он думал, как бы заколоть всех этих бюргеров, пока они на него не глядят. Возможно, он и потянул бы уже меч из ножен, но тут услышал за спиною тихие слова, что говорил ему майор Дорфус:
— Генерал, Её Высочество к нам идёт.
Глава 48
И генерал — ну, насколько ему позволял доспех — повернулся назад и увидал, как по склону вниз идёт, подбирая юбки, маркграфиня. Чепец едва держится на волосах, сама раскраснелась, то ли от жары, от ли от негодования. Не привыкла госпожа бродить по бездорожью, иной раз и спотыкается на ходу, но всё одно идёт быстро и, зная, что глаза мужей с обеих сторон дороги прикованы к ней, распаляется ещё больше. А Волков морщится: