Волков начал ощупывать лицо и вытирать почти засохшую кровь рукою.
— Благодарю вас за участие, принцесса. Ничего. Бывало и хуже, — он потихоньку приходил в себя, но всё ещё изнывал от жары, да и, признаться, бок, в который угодила пика алебарды, болел изрядно. — Доспех у меня хороший.
— Да, хороший, — замечает маркграфиня, — узор на нём великолепен, и… Вот я вижу на плече вашем скрещённые ключи, то знак престола Петра, ключника Господа нашего. А ещё архангелы с трубами…
— Этот доспех подарил мне архиепископ Ланна. Он с его плеча, — не без гордости заметил Волков.
— Ах вот как? Вы знакомы не только с курфюрстом Ребенрее, вы знакомы ещё и с курфюрстом Ланна? — удивилась принцесса.
Волков — к чему тут слова — только поклонился в ответ.
— Вы весь взмокли, я видела, схватка была тяжела… Вот, — женщина второй раз протянула ему флягу с вином, — прошу вас, выпейте вина, я знаю, вам там было очень жарко.
— Знаете? — удивился генерал, принимая флягу.
— Конечно, я всё видела… Вы дрались прямо на краю пламени, почти в огне, как лев против десятка гиен, — она прикоснулась к фляге, которую генерал держал в руке. — Прошу вас, пейте же.
«Она знает про львов и гиен? Видно, начиталась рыцарских романов про походы в Святую землю!».
Тем не менее он с огромным удовольствием припал к фляге и сделал несколько глотков. Он выпил бы сейчас и половину вина, что содержал сосуд, но в башне были и другие люди, а среди них и женщина, принцесса. Волков закрыл и передал ей флягу.
— Благодарю вас, Ваше Высочество.
И тут оруженосец наконец разобрался с его шлемом; он протянул генералу наконечник болта и сказал:
— Вот, попортил забрало. Ремонтировать придётся.
Волков взял у него наконечник и, почти не поглядев на него, отбросил острый кусочек железа, потом взял у оруженосца шлем и осмотрел его, с усилием опустил и потом поднял забрало.
«Да, придётся ремонтировать. Сколько будет стоить ремонт? Отремонтируют ли так, чтобы сохранился узор? Бог его знает… Попробуй ещё мастера хорошего сыскать».
Маркграфиня, кажется, собиралась ему ещё что-то сказать, но он заговорил сам:
— Хенрик, я там внизу где-то бросил свой меч, найдите его.
— Да, генерал, — обещал оруженосец.
— И не забудьте зарядить пистолеты, — напомнил ему Волков и начал подниматься наверх.
— Конечно, генерал.
Маркграфиня подумала пойти за Волковым наверх, но он, замерев на ступенях, остановил её жестом:
— Ваше Высочество, курфюрст Ребенрее прислал меня сюда, чтобы я нашёл и освободил вас. Как вы думаете, что мне скажет мой сеньор, если вас при этом ранят или убьют?
Она ничего ему не ответила, и он с лёгким поклоном продолжил:
— Благодарю вас за понимание, Ваше Высочество.
Барон надел подшлемник и шлем и, не закрепив и не опуская забрала, продолжил подъём на верхнюю площадку.
Глава 10
Генерал поднимается наверх, а там, у одного из северных зубцов башни, притаился Кляйбер. Он наблюдает за тем, как дворня и солдаты тушат пожар. Кавалерист присел на колено, выглядывает из-за стены, на его лице интерес: потушат — не потушат? А внизу и вправду большая суета, сено уже догорает, сложенные в поленницы дрова растащили, они валяются повсюду, дым, дым застилает весь двор, а люди с вёдрами бегают через весь балкон второго этажа, носят от колодца вёдра с водой, льют на полыхающий навес для дров и уже загоревшуюся лестницу, что ведёт на балконы.
«А ведь могут и потушить! — Волков смотрит на всю эту суету с сожалением. — Эх, простоять бы мне там ещё хоть пять минут, нипочём не потушили бы!».
А Кляйбер, понимая сожаления генерала, говорит ему:
— Они, поди, уже весь колодец вычерпали. Если, конечно, к нему водовода нет.
— Думаешь, не потушат? — с надеждой спрашивает барон.
— Если дождь прямо сейчас не соберётся, наверное, не потушат, — предполагает кавалерист.
— Дождь? — не понимает генерал.
— Так вон же… — Кляйбер указывает на восток. — Вон он, собирается.
Генерал смотрит туда и видит, как с гор на востоке, похожие на чёрную, грязную шерсть-сырец, клочками начинают сползать тучи.
«Ах вот почему такая духота стоит!».
— Ливень будет, — уверенно заявляет кавалерист. — Сюда всё ползёт.
Волкову становится немного тошно. Может, от удушающей духоты и дыма, может оттого, что в доспехе на солнце стоять невыносимо, а может оттого, что у него не вышло сжечь этот ведьминский замок. Есть, правда, у него утешение одно.