Думалось ему, что день этот он проведёт в праздности, так как никаких дел на сегодня не планировал, разве что ждал доклада своих молодцов о том, как они провели день в фехтшуле. Сам же разместился в казармах за столом и смотрел, как Дорфус рисует карту города с улицами, мостами и воротами. Рисовал он её обдуманно, так как на улицах многих сам уже бывал. И теперь с одним грамотным молодым солдатом из Вильбурга они вырисовывали чернилами на больших листах, приписывая пояснения.
— Пиши, Клаус: поворот от площади святой Изабеллы ровно на восток, рисуй. Так… Далее идёт улица…, — майор заглядывал в свои записи, — улица «Скорняков». И… — он снова листал бумаги, — идёт она до самой цитадели. И вся улица широка, удобна, колонна в шесть человек и обоз пройдут без затруднений… без затруднений… до самого моста Рольфа Доброго. Там место крайне неудобное, мост узок, всего на одну телегу, а справа так ещё и стена цитадели. Едва под стеной колонна в четыре человека встанет.
Волков то и дело заглядывал им в карту, пытаясь вспомнить места, в которых когда-то бывал. Но он был определённо доволен тем, как Дорфус подошёл к делу, это могло сильно пригодиться ему в случае неприятностей. Он не мешал ему и его помощнику, но за новыми линиями, появлявшимися на карте, наблюдал со вниманием.
Его отвлёк от этого занятия караульный сержант, который пришёл и доложил:
— Господин генерал, к вам пришёл местный.
— Местный? — Волков даже подумал: уж не бургомистр ли?
Но сержант пояснил:
— Мальчишка какой-то.
— Мальчишка? — он поначалу не понял, о ком идёт речь. — Пропусти.
А когда увидел паренька, так сразу его и узнал. Это был посыльный от Сыча, он был всё в той же тёплой куртке с капюшоном. Теперь и мальчик узнал его, подошёл и негромко, чтобы его не услышал никто лишний, произнёс:
— Господин купец передаёт господину генералу письмо.
— Прекрасно, — сказал Волков, — давай его сюда, я давно его жду, — хотя и не ждал от Сыча никаких вестей.
— Что, при всех? — удивился мальчишка, украдкой оглядываясь вокруг. Он явно был настороже.
— Хорошо, — неожиданно согласился генерал и встал. Они прошли в конюшни, и хоть там тоже хватало людей, но было куда от них укрыться хотя бы на время. — Давай.
Мальчик полез под куртку и достал оттуда несколько сложенных вчетверо бумаг. Признаться, Волков был удивлён: Фриц Ламме был не из тех, кто любит много писать. Но, развернув листы, он сразу понял, что писал их не Сыч. Клякс почти не было, как и зачёркнутых слов. Это был уверенный почерк человека, который часто пользуется пером и чернилами. А в бумагах были списки людей. И генерал сразу догадался, что это за списки и кто их составил. Это были очень, очень опасные бумаги. Волков смотрит на мальчишку: Сыч, болван, доверил бумаги мальцу; не дай Бог они попали бы в руки горожан… и тогда Волкову пришлось бы строить солдат, запрягать лошадей, надевать доспех и вырываться из города с боем. В этом он ни секунды не сомневался. А самому Фрицу Ламме, если бы не успел убежать, маячила бы виселица как шпиону. Но сначала он познакомился бы с городским палачом для разговора. Чтобы, вися на дыбе, рассказать тому, кто из горожан эти списки сочинил.
Генерал, всё ещё глядя на мальца, наконец спрашивает у него на всякий случай:
— А ты, случайно, этих бумаг не читал?
— Нет, господин, я не умею читать, — отвечает тот.
«Хорошо, если так».
— Спасибо тебе, — говорит Волков. — Сейчас я напишу ответ.
И тот ответ был весьма короток.
«Господин купец, по скудости ума выслали вы мне ненужные бумаги, впредь такое мне не присылайте, а коли у меня будет в чём-то подобном надобность, передадите при личной встрече».
Подписываться или прислонять перстня к бумаге не стал. Отдал письмо мальчишке. Тот взял его и спрятал под куртку, но не ушёл, а сказал:
— Господин купец обещал, что вы дадите мне крейцер за беготню.
— Как тебя звать? — спросил его барон, не спеша доставать деньги из кошелька.
— Ёган, господин, Ёган Ройберг.
— А кто твой отец, Ёган Ройберг?
— У меня нет отца, господин. Он умер от чумы, потому что остался в городе сторожить дом и мастерскую. Мы с мамой и сестрой теперь живём при дяде, а господин купец — наш сосед.
Барон понимающе покивал и снова спросил:
— Ну а в какую церковь ты ходишь?
— Я, мама, сестра и дядя, и тётя, и мои кузены, — мы все ходим в церковь Гроба Господня, что у северных ворот. Мама говорит, что мы праведной веры люди.