Так уж устроен наш герой – он не может не размышлять о вещах фундаментальных, причем сразу о нескольких. Даже в те мятежные годы, когда Шломо, казалось бы, целиком был погружен в изучение проблем необратимости и воздаяния и одновременно обдумывал пути сотворение Гоэля, он, утомившись, переводил дух, направляя усилия своего разума на иные предметы. Разве отдых не есть переключение ума с одной материи на другую? Бездействие – не путь к отдохновению, а характер отдыха – это оттиск характера человека.
Заметим, что сам Шломо, хоть и был закоренелым рационалистом и решительным противником мистики, тем не менее, всерьез относился к предчувствию. Обладая нравом пессимистическим, он неизменно прислушивался к голосу проворной интуиции, особенно, когда та сеяла мрак в душе. Познав на чужих примерах бедственную сторону жизни грешников, которые истинно раскаялись, но не имели надежд освободиться из капкана необратимости, Шломо невольно представлял себя на месте несчастных. В нем зародилось и крепло ощущение катастрофы, надвигающейся на его собственную семью, предчувствие неизбежного грозного часа и вечной разлуки.
Преуспевающий Иов, когда постигли его беды, изрек: “То, чего опасался я, пришло ко мне”. Иными словами, он хоть и слыл человеком благополучным, но дурное предчувствие довлело над ним. В этом заключалось сходство Шломо с его древним предтечей. Но судьба была благосклоннее к Иову, нежели к нашему хасиду, ибо горе первого оказалось обратимым, а второго душила трагедия необратимости.
2
Для читателей, которым не посчастливилось прочесть историю о том, как Шломо совершил прорыв в науке, обнаружив способность камней к мыслительной деятельности, мы вкратце представим некоторые важные моменты сего открытия. Сделаем это здесь и сейчас, ибо разработанная Шломо теория включала в себя в форме аллегории описание постигшего его и Рут необратимого несчастья. Язык не поворачивался у Шломо называть беду по имени, поэтому и мы не станем действовать вопреки его чувствам. Иносказание – отличное средство выражения реальности.
Пришедшее в дом Шломо и Рут горе оглушило обоих. Рут замкнулась в себе, только плакала, полагала свою жизнь оконченной и все твердила, мол, сердце никак не поймет, невозможно поверить. Согласный с ней Шломо, тем не менее, искал прибежища от гнета безысходности в размышлениях на отвлеченные темы. Так была развита им упомянутая выше идея думающих камней. Далее приведены ее фрагменты, необходимые для настоящего повествования.
Камни обмениваются мыслями, которые посылают друг другу в виде неких сигналов. Камни живут семьями из нескольких поколений. Дети – это малые части большого камня, отколовшиеся от него по каким-либо внешним причинам. В качестве родителя выступает большой камень.
Шломо рассказал раби Якову, Голде и Шмулику печальнейшую историю одной такой каменной семьи.
– Некий камень воспитывал чадо, – сказал Шломо, – и весьма гордился плодами своих умственных трудов. Дитя училось у него. Быстро и успешно. Вместе обсуждали мысли друг друга. Все больше схожими становились думы малого и большого, и последний был счастлив и обожал осколок. И так продолжалось долго, и радость полнила обоих. Можно ли это назвать любовью, Голда?
– Не знаю пока, – со смутной тревогой ответила Голда, – продолжай.
– Увы, расстроилось дело, наступило охлаждение. Родитель и дитя перестали мыслить в унисон. Они по-прежнему находились на своих обычных местах, но понимать друг друга стали плохо, словно отдалились в пространстве, или сила мыслей их ослабла. И в один ужасный день чадо прекратило посылать свои и принимать чужие сигналы.
– Умер ребенок! – вскрикнула Голда.
– Камни не умирают, но ребенок был потерян. Родитель терзался, свою вину подозревая. Начал думать, мол, небрежением отвечал мыслям дитяти, не разглядел, что оно на особицу! – с горечью промолвил Шломо.
– Но ведь камни живут вечно, значит, была надежда! – спохватилась Голда.
– Конечно, надежда была! Ведь в мире бессмертия не случается необратимое, как среди нас, смертных! – проговорил Шломо, и лицо его помрачнело, и глаза увлажнились, и голова поникла, и борода легла на грудь.