Жиллиман кивнул:
– Откройте ворота, выпустите его. Люди, которых он берёт с собой, всё равно были бы эвакуированы. Он не сильно ослабляет нашу оборону. Мы можем выделить ему несколько Сестёр Битвы.
– Они все умрут, милорд, – сказал Феликс.
– Неужели? – спросил Робаут Жиллиман. – Почему мы не позволяем их вере проявить себя? Я постановляю, что их судьба находится в руках моего отца, и я не буду иметь к этому никакого отношения. Отдай приказ.
Феликс сделал, как ему было сказано. Жиллиман ушёл, но Феликс остался, чтобы посмотреть, как широко открылись ворота Первой Высадки, и боевая паства Матьё выстроилась поющей колонной вокруг военного поезда. Как только они вышли на открытое пространство, танки полковника Одрамейера заняли позиции на флангах, образовав катившийся через поля кордон по обе стороны шоссе. Феликс разозлился на такое неповиновение воле примарха, но Жиллиман приказал выпустить Матьё, и поэтому его выпустили.
Он не собирался стоять здесь так долго, но Феликс наблюдал за колонной, пока она не исчезла в загрязнённом тумане, и ещё некоторое время после этого. Он размышлял о причинах, по которым примарх позволил проповеднику выйти. “Теоретически, – подумал он, – Жиллиман действительно подвергается риску со стороны Церкви. В этом была неоспоримая правда. Адептус Министорум был всемогущ, вездесущ и влиял на всё, начиная с надежд самого маленького ребёнка и заканчивая деятельностью величайших государственных институтов. Но он не верил, что всепроникающее влияние Экклезиархии и необходимость Жиллимана относиться к ней осторожно – это всё, что здесь происходило. Существовала и другая, гораздо более тревожная возможность.
“Теоретически”, – подумал он, но медленно, едва осмеливаясь рассмотреть идею.
Теоретически, Робаут Жиллиман начинает верить, что его отец – бог.
Диамидер Тефелий жил так, словно шёл в густом, приторном тумане. Он едва мог говорить, когда к нему обращались, вызывая беспокойство у жены и подчинённых. Только вспышки гнева, устроенные его “пассажиром”, позволяли не подпускать врачей. Он задавался вопросом, что с ним происходит, почему у него выпадают волосы и так сильно болят зубы, но каждый раз, когда он подумывал о том, чтобы отправиться на обследование, Сплетнеслиз щипал синапс здесь или вытаскивал ганглий там, и эта идея сменялась страхом перед врачами.
Сплетнеслиз достаточно хорошо распознал знаки. Время истекало. Он был осторожен со своими болезнями, но он был демоном чумы, и никакая сдержанность с его стороны не избавила бы “хозяина” от страданий. Тефелий скоро умрёт.
Тефелий не имел ни малейшего представления обо всём этом. И снова он оказался там, где не ожидал оказаться, слегка покачиваясь на выступе, между которым и землёй в тысячах футов внизу не было ничего, кроме затуманенного спорами воздуха. Отсюда ему был хорошо виден прямо самый центр барбакана Пушинари за воротами. Большие военные силы покидали город. Какая-то часть его, глубоко запрятанная в затылке, казалось, находила это зрелище очень интересным, настолько интересным, что немного ослабила свою власть над Тефелием.
Капитан моргнул, как проснувшийся больной, не совсем понимавший, где он и что происходит. Затем его вялый мозг осознал ситуацию, и он ахнул, чуть не упал и широко раскинул руки на камне позади себя. Он посмотрел налево и направо. Он знал, где находится: маленький уголок в городе, в тупике тёмной тропинки, круглый, со скамейками, открытый небу, но защищённый от падения высокой стеной, пронизанной тремя незастеклёнными окнами, в одно из которых он, по-видимому, пролез. Это было удалённое от главных магистралей и часто пустынное место, нередко посещаемое ищущими уединения влюблёнными, и иногда самоубийцами.
У него не было никакого желания присоединяться ко вторым. Проблема состояла в том, что он находился не по ту сторону стены, и его ноги балансировали на выступе.
С застрявшим в горле сердцем, он стал медленно двигаться. Выступ был архитектурным украшением, едва достигавшим трёх дюймов в ширину и рассыпавшимся от возраста. Каменные песчинки скрипели под подошвами. Он не осмелился поднять ноги, поэтому шаркал. Как правило, взросление в Первой Высадке, притупляло страх перед высотой, но это было уже слишком.
Его рука наткнулась на пустое пространство, и он подавил приступ паники. Это было одно из окон. Дрожа от страха, он повернулся, крепко ухватился одной рукой за край окна и протиснулся внутрь.
Он сидел, дрожа, пот струился по его лицу. Он должен был обратиться за медицинской помощью.
В его голове произошло какое-то странное движение, приглушившее беспокойство и заставившее успокоиться.
– Что со мной не так? – спросил он вслух. Изо рта воняло. У него болел язык.
– Вопрос, на который я бы очень хотел получить ответ, – произнёс глубокий, сверхчеловеческий голос.
Глазные линзы вспыхнули жутким синим светом в задней части маленького убежища. Занавес из виноградных лоз над каменной беседкой скрывал там сиденья, с розовыми листьями и яркие до прихода Мортариона, теперь же жёсткие, как волосы ведьмы. Там по-прежнему оставалось достаточно засохших стеблей, чтобы скрыть космического десантника.
Воин вышел, пригибаясь, чтобы не разрушить балки, что поддерживали виноградные лозы. Его боевые доспехи были тёмно-синего цвета, покрытыми эзотерическими символами. Левый наплечник был зелёным, и на нем был значок Ордена Авроры.
– Я видел вас в стратегиуме. – Дрожь Тефелия становилась всё сильнее. Желудок вскипел от кислоты.
– Видел. Я – кодиций Донас Максим. Советник примарха. – Космический десантник осторожно опустил посох на пол. – Тебе нездоровится.
– Пустяки, – сказал Тефелий. Он поднялся на ноги, едва в состоянии стоять, сочетание болезни и страха сделало его слабым.
– Всё не так просто, – сказал Максим. – Я наблюдал за тобой. Слушал твои мысли. Ты не принадлежишь самому себе. У тебя есть “пассажир”.
Извивающийся, ужасный страх затопил Тефелия, и только часть его принадлежала ему.
Космический десантник направил посох Тефелию в грудь.
– Нет, милорд, подождите, пожалуйста, я...
– Я постараюсь спасти тебя, если смогу, – сказал Максим. Его глаза ярко вспыхнули, и разряд молнии ударил из посоха в Тефелия.
Мышцы Тефелия свело. Он упал. Он встал на колени и попытался отползти. Максим шагнул вперёд, преграждая ему путь так же уверенно, как танк.
– Мне жаль, – сказал библиарий и выпустил ещё один всплеск психической силы в капитана. – То, что внутри тебя, должно выйти, и должно быть убито.
Тефелия начало рвать, сотрясая всё тело конвульсиями, как у больного пса. Он чувствовал что-то внутри себя, огромное, слишком большое, чтобы поместиться внутри, и всё же, похоже, оно вырывалось из его горла. Максим держал посох под мышкой, как копье дикого мирянина, другая его рука была вытянута, потрескивая искрами варп-энергии, когда он вытягивал яд из капитана.
Тварь двинулась вверх, выдавливая желудочную кислоту в глотку Тефелия и обжигая. Невероятно, но она, казалось, исходила из его головы и кишечника одновременно. Шея Тефелия раздулась. Его дыхательные пути были перекрыты. Он подавился чем-то неописуемо мерзким. Рвота бурлила в пищеводе, не имея возможности высвободиться.
Максим сжал пальцы.