Один из мужчин обернулся. Когда человек такого положения, как Фабиан, задавал вопрос, на него отвечали.
– Штурм. Смертные предатели у внутренней стены. Демоны появляются на площадях. Тяжёлая бомбардировка разрушает щиты. На этом всё. – Он уже убегал, стуча в другие двери. – Затем они отправятся за противоорбитальными орудиями, чтобы попытаться высадиться в городе, возможно, в самой крепости Гера.
Гвардеец ушёл, крича и стуча в двери, как баловавшийся подросток в ночь Сангвиналы.
– Император, – выдохнул Фабиан. Песок попал в ботинки, но у него не было времени вытряхнуть его. Секунда испорченного воздуха могла стоить ему жизни, возможно, души, поэтому он проигнорировал неудобство и отряхнул застёжки костюма, потому что в них тоже попали осколки камнебетона, и они должны были быть чистыми, чтобы как следует застегнуться.
Сначала подкостюм, обшлаг брюк, соединённый с ботинком, гетры поверх голенища ботинка и брюк. Он застегнул молнию спереди, прижимая мягкую уплотнительную полоску и молясь, чтобы вытащил всю грязь. Он снял перчатки, пока прикреплял усиленные углеродом ламинированные пластины к магнитным креплениям на плечах, голенях и предплечьях. Затем последовали соединённые нагрудник и наспинник – он помедлил, прежде чем накинуть их через голову, сначала выбив обломки с потолка из обода шлема, затем с трудом надел их. Защита тела была неудобной и тяжёлой, и должна была сидеть ровно, чтобы правильно запечататься, иначе от неё не было бы никакой пользы. Затем рюкзак с переработчиком воздуха и воды, далее перчатки, зафиксированные поворотом запястья, и, наконец, шлем, который он слегка наклонил над головой, а затем резко повернул, ставя на место, как если бы сломал себе шею.
Он схватил оружие. Секунда ругательств, пока он поправлял ремень, подгоняя под размер костюма, затем он вышел в хаос и шум медицинского комплекса.
Люди кричали. Жители Макрагга были приучены к войне и храбрыми по характеру, но больница сотрясалась от ударов снарядов, пробивавших не справлявшиеся пустотные щиты, и этого было достаточно, чтобы напугать любого. Луч закреплённого на плече фонаря, бешено плясал вокруг, освещая лица в моменты ужаса, прорезая пыльные следы сквозь падавший мусор. Здесь находились солдаты Преценталианской гвардии и ауксилии Магна Макрагг Цивитас. Они делали всё возможное, чтобы направить пациентов и персонал по проходам в гору. Тяжёлые противовзрывные двери, до сих пор плотно закрытые, стояли открытыми. Линии тёмно-красных вспышек отмечали путь в скалу.
– Двигайтесь, двигайтесь, двигайтесь! – кричал офицер в синем, его лицо вспотело под маской шлема. Люди устремились по коридору в гору, подальше от насилия, где безмолвная каменная масса наверняка защитит их.
Фабиан оказался в толпе пациентов и был увлечён ею за собой. Он не знал, куда именно идёт, знал только, что идёт. Возможно, он хотел присоединиться к битве или найти Люцерна. Он понял, что направляется на запад и задумался, не приближается ли к библиотеке? Он мог пробиться сквозь толпу, но сдержал желание расталкивать всех и вся и начал помогать, поддерживая слабых, катя инвалидов в креслах, передавая их санитарам, которые торопили всех укрыться в убежищах.
Что-то большое ударило по внешней стороне больницы, заставив её закачаться. Толчки стихли, только для того, чтобы ещё один удар пришёлся туда, где первый потерпел неудачу, и пробил дыру. Фабиан обернулся и увидел, как рушится внешняя стена, словно катастрофа постучала по плечу, заставив его увидеть результаты своей работы. Стена перед ним рухнула, увлекая за собой пол, обломки набирали скорость, чтобы обрушить следующий пол, затем тот, что ещё ниже, каждый врезался в следующий, словно в сломанной карточной башне. Он видел всё это сквозь вихрь пыли и вспышки, пока заваливался назад. Каким-то образом он всё же удержался на ногах, когда всех вокруг повалило или убило, и когда облака пыли вырвались из пролома, путь на восток исчез.
На протяжении ста ярдов в той стороне больница была открыта до голой скалы, и внутренние помещения обнажились, словно пещерные жилища затерянного племени. С площади поднимался широкий склон щебня, усеянный белыми пятнами. Сверху они выглядели как опавшие цветы, а не как трупы больных, которыми были на самом деле.
Там, внизу, был свет. Сражение. Мелькали синие, рубиновые и оранжевые вспышки, смертоносное световое представление из болта и пули, лазерного луча и потока плазмы.
Пустотная защита вспыхнула, и он посмотрел вверх сквозь отвратительные фиолетовые узоры. Ему говорили, что во вражеской флотилии очень мало настоящих военных кораблей, и среди них всего несколько с орудиями прямого наземного нападения. Очевидно, что-то изменилось, потому что он видел, как взрывы распространились по энергетической оболочке, их ярость истекала в варп.
Люди стонали. Пыль и песок впитывались в лужи крови. Вокруг валялись руки и ноги, словно мусор. Он бросился на помощь, но обнаружил, что женщина, к которой он подошёл первой, была мертва. У него кружилась голова, он был сбит с толку – потрясён взрывом, понял он, – но события не знали жалости, и судьба ещё не покончила с ним.
– Они идут! Они идут! – С запада бежал солдат. Его преследовали выстрелы.
Фабиану вспомнились слова сержанта Хетидора, катачанского гвардейца, который обучал его.
– Есть два варианта, когда сталкиваешься с битвой, – сказал Хетидор, скорее всего, выплюнув в лицо Фабиану после того, как в сотый раз бросил его на гимнастический мат. – Ты можешь бежать или можешь сражаться. Но всегда есть только один результат. В любом случае, однажды ты умрёшь. Трусость может уберечь тебя на некоторое время, но время не пощадит, а старики плохо служат Императору в бою.
Хетидор наклонился, схватил его за руку и поднял на ноги. Ошеломлённому Фабиану показалось, что он прямо сейчас вышел из прошлого и потянул к его врагу. Он отреагировал автоматически. Пистолет в одной руке, обнажённый меч в другой, поле гудело в закопчённом воздухе. Он прошёл мимо солдата, который опустился на колено и выпускал ярко-синие лучи лазерного огня вдоль коридора. Фабиан поднял пистолет и стал ждать различимую цель.
Они вышли из дыма.
Это были люди, которые потеряли рассудок. Одетые в рваную униформу, с культовыми символами, наполовину видимыми под накопившейся грязью войны, они были одновременно дикими и жалкими, недоедавшими, больными, пародией на армию. Они безжалостно добивали раненых штыками, издавая дикие победные вопли. Фабиан прицелился в ближайшего и выстрелил. Верхние две трети головы мужчины исчезли. Лазерного разряда было недостаточно, чтобы прижечь сеть кровеносных сосудов, которые микросекунду назад питали мозг мужчины, и тот упал, жизненные жидкости фонтаном били из его шеи, словно восклицательный знак или праздничные фейерверки.
Человек, стоявший сзади, сразу же открыл огонь по Фабиану. Историтор бросился под очередь пуль стаббера, совершенно не заботясь о том, что если подкостюм пробьют, он, скорее всего, умрёт от болезни. Пули рикошетом отскакивали от бронированных пластин. Одна соскользнула, горячая и злая, с бронестекла шлема. Второй выстрел Фабиана свалил стрелка, затем он оказался среди остальных и принялся за работу силовым мечом.
Фабиан был хорошо обучен технике владения мечом, но в тесноте коридора оставалось место только для работы мясника. В такой ситуации побеждал воин с лучшим оружием, и клинок Фабиана был действительно хорош. Его силовой меч разрубал ружья пополам, пока штыки безуспешно пытались поразить его в жизненно важные органы. Следующие удары оборвали жизни их владельцев. Меч был острым, но у силового оружия именно поле наносило урон, разрывая атомы, словно застёжки одежды, и выливая мокрое содержимое тел на пол. Люди, в которых он попадал, были не рассечены, а изрублены, меч оставлял в плоти широкие борозды, а не тонкие порезы.