С натужным лязгом, сопровождаемым глубоким и усталым вздохом, поезд остановился.
Они сбили с полдюжины демонов и затормозили у края поезда. Двигатели “Импульсора” издавали нездоровый звук. Поезд дрожал от ускоренного разложения. Наверху песни последних паломников сменились мучительными стонами.
– Ждите здесь, – приказал Юстиниан. – Повернитесь. Сохраняйте коридор для отступления свободным. Я схожу за ним.
Юстиниан взобрался на борт поезда, цепляясь за тяжёлые украшения. Машина разрушалась, даже когда он проходил мимо первых орудийных портов, лица ангелов становились бесформенными пятнами, их крылья отваливались. Он дошёл до вспомогательной боевой палубы и увидел, что паломники умирают в лужах собственных мерзких жидкостей, мёртвые были похожи на трупы, пролежавшие неделю на солнце. Он пробежал через беспорядок к ещё сохранившейся лестнице, ведущей к командной кафедре. Там была пара демонов, которые ходили, бормотали цифры и копались в вещах с любопытным непониманием. Он застрелил их и стал подниматься по лестнице, но в этот момент почувствовал прикосновение к ботинку, посмотрел вниз и увидел, как мёртвые крестоносцы встают с кривыми ухмылками на лицах и тянутся к нему. Он пнул ногой, разбив гнилые черепа, и полез вверх.
Теперь доспехи страдали сильнее, системные дисплеи жалобно пищали и скулили. Охладитель в ранце терял эффективность. Жидкости для полимерных мышц высыхали, и машинные духи боевой брони вели свою собственную битву, пока он поднимался. Поезд тряхнуло, и он догадался, что цепи реактора вышли из строя. Огни термоядерного ядра гасли. Ржавчина проела броню толщиной в фут за считанные мгновения, быстро и словно в замедленной съёмке. Одна из скобок оторвалась у него в руке, и он чуть не упал.
Он добрался до вершины. Кричащий демон, сидевший на гигантской мухе, спикировал на него. Он выстрелил в мягкое брюхо скакуна из болт-винтовки, и тот с силой врезался в палубу. Повсюду лежали тела людей, большинство из них погибло не от насилия, а от болезней. Несколько человек слабо двигались, страдая от дюжины недугов одновременно. Ангел и командная кафедра были впереди. Поезд под ним затрясся, за секунды пережив столетия гниения, обваливаясь в себя. Доспехи Юстиниана теперь выли, исчерпывая вспомогательные системы, чтобы перенаправить потоки энергии, когда цепь за цепью выходили из строя.
Обогнув бронзовые одеяния ангела, он не знал, что увидит за кафедрой. Он был искренне удивлён, обнаружив фратера Матьё, который стоял в совершенной безмятежности, в то время как вокруг него другие лидеры крестового похода разлагались буквально на глазах. Телохранители-крестоносцы превратились в груды ржавых доспехов и заплесневелых мантий. Из останков быстро росли грибы и похожие на пальцы утопленников бледные растения. Клубки червей извивались, выползая из разорванных челюстей. Но фратер Матьё оставался нетронутым. Он стоял с выражением восторга на лице, сжимая бездействовавший сервочереп и рассеянно поглаживая кость.
– Он со мной. Он со мной, – повторял он снова и снова.
– Милитант-апостол, – сказал Юстиниан. – Вы должны пойти со мной. Этот транспорт больше не жизнеспособен.
Матьё повернулся и посмотрел на него так, как будто думал, что Юстиниан стоял здесь всё это время.
– Да, я должен. Я должен пойти туда. – Он указал на комплекс, который теперь был так близко. – Доставьте меня.
– Тогда пойдёмте.
Мужчина не пошевелился. В его глазах заиграл странный свет, и сомнения Юстиниана в полезности Матьё усилились.
– У меня нет на это времени, – сказал Юстиниан. Он бросил болт-винтовку, подошёл к жрецу и поднял его. От командной кафедры до “Импульсора” было сорок футов вниз, где танк завис в ожидании, продолжая стрелять. Ахиллей и Максентий-Дронтио высадились и вели автоматический огонь по демонам.
– Пасак, отойди немного от края, – передал он по воксу. – Я спускаюсь.
Полагая, что сослуживец по отделению услышал его, Юстиниан сделал несколько шагов назад, затем побежал к окружавшему кафедру парапету, его бронированный вес сотрясал разрушавшуюся конструкцию поезда. Когда он достиг края, он прыгнул, усиленные доспехами способности легко подняли его. Он оттолкнулся от стены, пролетая над ней, и по дуге спустился по воздуху.
“Импульсор” устремился ему навстречу. Он приземлился в центр транзитной палубы. Машина погрузилась в поле контрграва, затем выровнялась.
– Возвращайтесь, – приказал он остальным, поставив Матьё. – Брат Пасак, немедленно доставь нас в медицинский комплекс.
Ахиллей и Максентий-Дронтио вскарабкались обратно на транспортную палубу, расстреливая чудовищ, которые пытались последовать за ними.
Завывая гравитационными двигателями, “Импульсор” помчался обратно вверх по холму, на ходу убивая демонов.
Тридцать пятая глава
СВЕТ В САДУ
Мгновение не было ничего, кроме черноты.
– Ты чувствуешь его, брат? – Голос Мортариона был злорадной тишиной, которая исходила из ниоткуда. – Ты чувствуешь варп?
Боль вернулась, и Жиллиман взревел. Кожа горела огнём. Кости казались ледяными. Внутренние органы превратились в сотню колотых ран. Он падал, бесконечно кувыркаясь, в какую-то неназываемую тьму.
– Не сопротивляйся ему, брат мой, – выдохнул Мортарион, и его голос, казалось, прозвучал прямо у уха. – Прими его, и Дедушка пощадит тебя. Ты можешь присоединиться ко мне. Вместе мы можем победить остальных наших братьев, низвергнуть их ложных богов и принести галактике бесконечное обновление смерти и возрождения.
Жиллиман не мог ответить. Боль атаковала его на каждом уровне, каждая частичка его существа страдала.
– Больно, да? – раздался голос Мортариона. В его голосе звучало почти сожаление, что страдал не он.
Жиллиман глубоко погрузился в себя, в какой-то маленький уголок, который боль ещё не нашла.
Там был свет. Он бросился к нему.
Его сознание изменилось, и он стал двумя людьми, двумя версиями самого себя в двух разных временах.
Перед ним были ворота в тронный зал.
– Интересно, – произнёс голос Мортариона. – Это воспоминание, в котором ты прячешься. Ты хочешь увидеть отца? Ты хочешь, чтобы Он защитил тебя сейчас? Как трогательно.
Жиллиман, по-прежнему безъязыкий, безгубый и бессловесный, мог только заново пережить то, что видел. Траян Валорис открыл великие двери. Его слова были разбитой временем чепухой, его движения – веером накрадывавшихся друг на друга изображений ужасных оттенков золота.
Но затем ворота открылись и появился свет, и он был чистым.
Мортарион ахнул от неприятного ощущения, и Жиллиман почувствовал небольшую надежду.
Он вспомнил. Он вздохнул с облегчением. Он вошёл, чтобы посмотреть, кем стал его отец. Жиллиман был мёртв тысячи лет. Он провёл субъективные годы, затерянный в варпе, и прибыл на Терру, только чтобы обнаружить лежавшую прямо перед его не верящими глазами в руинах империю.