Всё шло к этому роковому моменту.
Там были свет и ярость, сияние, которое проходило сквозь кости и обжигало душу. Бесконечный звук, наполнявший вечность.
Раздавались бессловесные крики псайкеров, истощённых, чтобы накормить Его ужасное величество.
Последовали видения богов и полубогов, загорелый мужчина со спокойным выражением лица. Облачённый в шкуры. Облачённый в кольчугу. Облачённый в одежду всех цветов и ошеломляющего разнообразия. Облачённый в золотые доспехи. У него было много лиц, все гордые, все преданные. Он увидел в нём Малкадора, первого регента. Он увидел своих братьев.
Миллион идей обрушился на него, воспоминания о десятках тысяч лет существования. Случайные, циклические потоки мыслей, навязчивых идей, предсказаний и страхов. Так много голосов, все одинаковые, все разные, ни одного связного.
Он увидел пыльный зал титанического размера, забитый оборудованием ужасного назначения, живые умирали, чтобы поддерживать эту чудовищную вещь. В центре стояла машина из золота, покрытая пылью разбитых мечтаний. Лишённый всякой жизни труп с лицом-черепом восседал на своём месте – но затем видение замерцало, и он увидел короля бесконечной власти, который некоторое время отдыхал на Своём троне, погрузившись в размышления, только на некоторое время потерянный для Своих подданных, и когда Он закончит со Своей медитацией, Он встанет и будет править справедливо. Он увидел усталого человека, который должен был стать его отцом, дававшего ему важный совет, которого он не мог слышать, говорившего ему, что он должен делать. И снова его видение изменилось, и он узрел злую силу, способную соперничать с великими силами Хаоса. Он видел печаль, триумф, неудачу, потерю и потенциал. Среди всех лиц не было ни единого лица, единого голоса, только хор, какофония. Присутствие Императора стало ударом молота по его душе, потрясающим очищением бытия. Он не мог стоять перед таким давлением и упал на колени, хотя стоявший рядом Валорис молчал, как будто ничего не случилось.
Он лежал в пыли при дворе короля-трупа. Он предстал перед великолепнейшим Императором всех эпох.
– Отец, – сказал он, и когда он произнёс это слово, это был последний раз, когда он имел это в виду. – Отец, я вернулся. – Жиллиман заставил себя поднять голову и посмотреть на столб света, кричавшие души, череп с пустыми глазницами, бесстрастного бога, старика, вчерашнего спасителя. – Что я должен сделать? Помоги мне, отец. Помоги мне спасти их.
В настоящем и в прошлом он чувствовал рядом с собой бессловесное присутствие Мортариона и ужас своего падшего брата.
Он смотрел на Императора Человечества и ничего не видел. Слишком много, слишком ярко, слишком мощно. Нереальность сущности перед ним ошеломила его до глубины души. В его разуме пронеслись сотни различных образов, все ложные, все истинные.
Он не мог вспомнить, как выглядел отец раньше, а Робаут Жиллиман ничего и никогда не забывал.
И тогда это существо, это ужасное, ужасное существо на Троне, увидело его.
– Мой сын, – сказало оно.
– Тринадцатый, – сказало оно.
– Лорд Ультрамара.
– Спаситель.
– Надежда.
– Неудача.
– Разочарование.
– Лжец.
– Вор.
– Предатель.
– Жиллиман.
Он услышал всё это сразу. Он вообще ничего не слышал. Император говорил и не говорил. Сама идея слов казалась нелепой, представление о них – тяжким вредом равновесию времени и бытия.
– Робаут Жиллиман. – Бушующая буря произнесла его имя, и это было подобно неистовой жестокой силе, которую умирающее солнце проливает на свои миры. – Жиллиман. Жиллиман. Жиллиман.
Имя эхом разносилось по ветру вечности, никогда не затихая, никогда не достигая намеченной цели. Ощущение множества разумов потянулось к Жиллиману, нарушая его чувства, своими попытками общаться, но затем один разум, казалось, исходивший от многих, разум необузданной и безграничной силы отдал бессловесные команды выйти и спасти то, что они вместе построили. Уничтожить то, что они создали. Спасти своих братьев, убить их. Противоречивые посылы, каждому из которых невозможно было не подчиниться, все одинаковые, все разные.
В его голове проносились многие и ужасные варианты будущего, результаты всех этих действий, если он выполнит что-нибудь, всё или ничего из них.
– Отец! – воскликнул он.
Мысли терзали его.
– Сын.
– Не сын.
– Вещь.
– Имя.
– Никто.
– Номер. Инструмент. Продукт.
Грандиозный план в руинах. Нереализованная амбиция. Информация, слишком много информации, пронеслась через Жиллимана: звёзды и галактики, целые вселенные, расы старше времени, вещи, слишком страшные, чтобы быть реальными, они все разрушали само его существо, словно девятибалльный шторм, вырезавший острые как нож овраги в пустошах.
– Пожалуйста, отец! – взмолился он.
– Отец, не отец. Вещь, вещь, вещь, – говорили разумы.
– Апофеоз.
– Победа.
– Поражение.
– Выбирай, – сказало оно.
– Судьба.
– Будущее.
– Прошлое.
– Обновление. Отчаяние. Разложение.
А затем, казалось, произошло сосредоточение, как будто огромная воля напряглась, не в последний, но почти в последний раз. Чувство, что силы иссякают. Ощущение конца. Он услышал, как вдали завывают и визжат близкие к коллапсу таинственные машины, и шум криков умиравших псайкеров, которые поддерживали всё в этом ужасном зале, становясь всё выше по высоте и интенсивности.
– Жиллиман. – Голоса накладывались друг на друга, перекрывали друг друга, становились почти единым целым, и Жиллиман на мгновение вспомнил печальное лицо, которое видело слишком много, и бремя, которое оно едва могло вынести. – Жиллиман, послушай меня.
– Мой последний верный сын, моя гордость, мой величайший триумф.
Каким-то образом эти слова обожгли его хуже ядов Мортариона, хуже жала неудачи. Они не были ложью, не совсем. Всё было гораздо хуже.
Они были условными.
– Мой последний инструмент. Моя последняя надежда.
Финальный приток силы, мысль, вырвавшаяся, как предсмертный вздох.
– Жиллиман...
Жиллиману показалось, что его разум взорвался. Последовала ослепительная вспышка, и король, труп и старик наложились друг на друга, мёртвые и живые, божественные и смертные. Все судили его. Жиллиман, пошатываясь, вышел из тронного зала. Валорис ещё мгновение неотрывно смотрел в центр света Императора, затем отвернулся и последовал за ним.
Они появились через несколько дней, хотя прошло всего несколько секунд. Жиллиман не мог быть уверен ни в чём из того, что произошло. Когда он спросил позже, Валорис сказал, что не видел ничего, кроме света, и ничего не слышал, и что никто ничего не слышал от Императора с тех пор, как Он взошёл на Золотой Трон тысячи лет назад, но он сказал, что видел, как Жиллиман говорил, словно увлечённый разговором, и хотя Валорис не мог слышать, что обсуждалось, Жиллиман казался спокойным и твёрдым. И он не видел, как примарх упал или умолял.
Каждый раз, когда он вспоминал, всё было по-другому. Было ли что-нибудь из произошедшего реальным? Он не знал. Он никогда не узнает.
Мгновение унеслось в прошлое, где ему и место. Тело Жиллимана рухнуло на влажную почву. Он снова умирал. Его душа цеплялась за тело, но и её заживо пожирала чума Мортариона.