— Охо-хо… — запихивает Инка котлету в рот целиком — маленькие они у нас получились. — В интернетах этих каждому хочется лучше казаться. Невольно, понимаешь? Ну, приукрасить себя — достоинства выпятить, недостатки спрятать. Это возможность обмануть и обмануться, а столкнись с человеком в реале — вылезают всякие особенности характера, плохие привычки, нежелание идти на уступки и менять свои предпочтения.
— Вот поэтому и сложно, — вздыхаю тяжело.
— Красивый, чёрт, — рассматривает Инка фотографию Анри. — Вот на такого смотришь и думаешь: аферист. Как есть аферист. Внешность у него подходящая. Артистическая. И на француза похож. Нос этот… великоватый, но тем и прекрасный. Губы, овал лица, волосы волной. Хорош, чертяка. Прям то, что надо, Лен. И вместе вы бы смотрелись — уххх!
Мне не нравится её восхищение. Хочется захлопнуть ноут, спрятать Анри от лучшей подруги. Он мой. Не нужно ей на него пялиться. Но я, как всегда, рохля. Мне неудобно мысли свои озвучить. И ревность эта дикая, что грудь на части рвёт, пугает. Я никогда не испытывала подобных чувств.
— Ладно, Лен, — Инна сама ноут закрывает, словно почувствовав моё молчаливое сопротивление, — побудь в своих розовых очках, что уж теперь. Только на провокации не поддавайся, ладно? Глупостей не делай и осторожна будь. Кто их знает, этих французов?.. Или кто там он у нас на самом деле. А потом уж, вдруг чего, поплачем вместе. Я тебе плечо подставлю, жилетку надену. Слёзы вытру. У каждой бабы, Лен, должен быть такой Анри, от которого крышу рвёт. У тебя, поди, такого и не было никогда. Так что в некотором смысле — понимаю. Но в душе всё противится. Ты у нас такая добрячка — всех бы обогрела и пожалела.
Инна уходит, а я остаюсь. Один на один с мыслями. Не очень радужными. Ей всё же удалось сомнения в меня закинуть, как семена раздора. Но всё же она не совсем права. Анри мне не хочется ни жалеть, ни обогревать. Он… внешне и по рассуждениям очень самодостаточный.
Что он нашёл во мне? Загадка. Почему меня к нему тянет — понятно. А я ломаю голову, и нет у меня правильных ответов, одни вопросы.
— Ты грустишь, Элен, — сказал мне Анри этим вечером. Он всегда чутко ловил моё настроение. А теперь, когда мы глаза в глаза — стало ещё хуже. Для меня. Я никогда не умела притворяться. Но и причину своего настроения озвучить не в силах. — Что-то случилось?
Он так заботлив. Мне это нравится. У него такой голос… приятный. Эта картавая «р», очаровательный акцент. Артист? Или Инка говорила глупости? Но былая лёгкость ушла. Растворилась в сумерках, спряталась где-то в уголке и, наверное, плачет горько. Жалеет, что я с ней рассталась.
— Ничего не случилось, Анри.
Он пытался меня развлечь, а я слабо улыбалась в ответ. Сжимала плечи руками, куталась в вязанную шаль.
— Может, ты мне расскажешь? — чуть позже. — Я умею слушать.
— Зачем я тебе, Анри? — слетает с губ невольно. Я бы себя по щекам отшлёпала и язык прикусила, но уже поздно. Ну, вот. Я всё испортила. Это похоже на жалкую слабую истерику. Мы ещё толком и не общались вот так, вживую, а я уже… глупости говорю, будто он принадлежит мне.
Но Анри смотрит участливо. Нет в его глазах ни холода, ни стали, ни гнева нет. Есть лёгкая грусть — мимолётная, как разорванная по невнимательности паутинка.
— Если я скажу правду, ты не поверишь, — улыбается он немного печально. — Ведь на самом деле ты не хочешь слышать ответ. Боишься.
А я и правда боюсь. До ужаса, до боли в желудке. Что если сейчас он скажет, что просто общается от скуки? Или наоборот: скажет, что жить без меня не может? Первое меня расстроит, а во второе я точно не поверю. Затаюсь ещё больше, надену оковы и буду думать, как Инна, что ему что-то от меня нужно.
А он видит мои сомнения и понимает. У меня на лице всё написано. Я не очень сильна в том, чтобы скрывать эмоции.
— Давай мы поговорим об этом позже, Элен, когда ты будешь готова.
Буду ли?.. Хороший вопрос. Но я хватаюсь за его предложение, как утопающий за соломинку. Киваю так яростно, что как голова у меня не отвалилась.
— Лучше давай поговорим. О первой любви. Ты мне свою историю, я тебе — свою. Вот эта тема нестрашная. Воспоминания, почти детство.
— Тогда ты первый, — впервые за вечер я улыбнулась по-настоящему.
— О, — смеётся он, — я был страшно влюбчивым. Впервые я влюбился лет в пять, в мамину подругу. Говорил, что вырасту и женюсь на ней. Она обещала ждать, но обманула. Позже мне очень нравилась её дочь, но это было уже в колледже, а до этого я влюблялся ещё пару раз.