Мы почти не говорим, пока едем. Смотрим друг на друга. И во взглядах куда больше слов, чем в бедной речи.
«Я ждала, и ты приехал».
«Я скучал по тебе, Элен».
«Я не думала, что это так невыносимо — ждать».
«Я с тобой, рядом. Сегодня я твой».
В ресторане мы наконец-то избавляемся от мокрой верхней одежды. Я поправляю подсохшие волосы — они клубятся над головой, и я чуть-чуть похожа на ведьму. Всё та же женщина из зеркала. Немного не я. Интереснее. Глубже. Естественнее. Я не чувствую скованности. Я чувствую свою силу.
Вокруг нас суматоха. Кто-то забирает букет, кто-то ведёт к столику. Кто-то лебезит перед Анри и пытается угодить. Он здесь… не чужой. Это видно. И ресторан, естественно, французский.
— Я тебе всё объясню, Элен, — складывает он смешно брови, отвечая на мой пристальный взгляд.
Да, неплохо было бы и объясниться. Может, как раз в этом и заключается его «французскость»?.. Ларчик открывался просто — французский ресторан?.. Зачем же тогда столько времени морочить мне голову?
Нет, я его не винила. Сама виновата: я никогда его не спрашивала, чем он занимается. Пыталась пару раз, но он ловко уводил разговор на другое. Тогда меня это не насторожило, а сейчас вспомнилось. И снова в ушах предостерегающий голос подруги: «Аферист!». Но я давно поняла: рубить с плеча — хорошо, а выслушать, а уж потом рубить — лучше.
Я позволила себя проводить. Я наслаждалась каждым шагом, каждым взглядом, что остановился на мне. Я подождала, пока мне отодвинут стул, а затем очень грациозно села и стала ждать. Сейчас мне очень важны его объяснения. Жизненно необходимо закрыть белые пятна на географии наших виртуальных отношений.
Глава 10
Когда нас оставляют в покое, расставив закуски, Анри со вздохом разливает вино по бокалам. Сам. Это… непривычно. Обычно в ресторанах это делает официант. Но сейчас мы одни. Здесь уединённо и уютно. Очень удобное место, чтобы побыть вдвоём.
Я вижу, как он нюхает вино, наслаждаясь ароматом. Делает глоток. А затем смотрит мне в глаза. Я сижу и жду, не прикасаясь к еде. Очень важно услышать, что он скажет.
— Я винодел, Лена, — впервые он называет меня «по-нашему», и это непривычно, но… интимнее, что ли. Ближе намного, как дыхание из губ в губы, когда ты ловишь его и получаешь невольную дрожь в ответ. Это ещё не поцелуй, а всего лишь желание коснуться губами друг к другу. И это его «Лена» пронзает меня насквозь — от макушки до пяток. Я не знала, что бывает и так.
— У меня своё дело, виноградники. Я ничего другого не умею, — разводит он руками почти виновато. — А в этот ресторан мы поставки вина делаем. Здесь мой друг. Приехал как-то и остался. Женился на русской девушке. А теперь этот ресторан и мой. Чуть-чуть, — Анри улыбается и показывает пальцами, насколько.
Всё это как-то нереально. Я делаю глоток вина и ковыряюсь в салате. Кажется, я голодная. А затем поднимаю глаза на Анри. Он всё так же смотрит на меня: внимательно и немного с тревогой. Переживает, что я не приму его с виноградниками да рестораном, который чуть-чуть его?
Я откладываю вилку в сторону.
— Так ты миллионер? — спрашиваю без сарказма и улыбки. Для интереса спрашиваю. Потому что не понимаю, что чувствую. Больше, наверное, всё это на разводилово похоже. На обман. Но он сидит передо мной — очень хорошо одетый. Пахнет от Анри дорого. Пальцы у него тонкие, а вид нездешний.
Когда Анри волнуется, он слова подбирает. По скайпу это не так видно. Сейчас — явно. Уверена: его немного всколыхни — и он на свой родной сорвётся. Будет лопотать по-ненашему. Он боится, что мне не понравится?
— Не миллионер, — произносит он очень медленно. — Нет, конечно. Хотя если на рубли перевести, — возможно. Для тебя это важно, Элен?
Я снова хватаю вилку, кручу её в пальцах. Смотрю, как свет отражается на её металлических боках. Затем снова поднимаю глаза.
— Для меня важно, что ты человек. Я человек. Ты мужчина. Я женщина. Ты прилетел ко мне, а я очень хотела тебя увидеть. Остальное не важно, понимаешь? А если важно, то не сейчас. Ты когда улетаешь назад?
— Завтра, — он говорит еле слышно.
— Тогда зачем мы теряем время? — улыбаюсь наконец-то.
Завтра не будет, — почему-то приходит так ясно, как вспышка в ночи. Есть только сегодня, здесь и сейчас. И если я упущу этот момент, если позволю себя сомневаться, думать, гадать, то буду потом жалеть, что не была безбашенной и простой, счастливой и немного пьяной. Зацелованной не буду, руки его на себе не почувствую. А мне так хочется того, что может и не случиться, если я сейчас встану и уйду. Или посижу и уйду. В квартиру, где тихо и холодно. Где из щелей сквозит одиночество. Где слишком большая кровать для меня одной.