Ривотту стало не по себе. Сжал шершавую шкуру ящера, чувствуя, как редкая шерсть царапает ладонь. На месте жены он бы тоже с радостью вонзил нож в каждого из братьев. Знал Теззи с детства и готов был руку дать на отсечение, она не заслуживает такой участи. Никогда не отличалась чрезмерной любовью к ближнему и добротой, но и скотиной не была. Просили — помогала, нет — как все проходила мимо.
— Полагаю, Теззи, — заметил он ехидно, возобновляя поглаживания Красавчика, — порезала поросеночка, когда тот пришел проверять дар?
— Да, — кивнул дознаватель. — В общем, закончилось все банально: расследование закрыли, всех Патраков, включая Гортензию, выпустили, дар не вернулся, а наш патрон объяснил Белдону, что у него тоже есть связи и он не хотел бы, чтобы госпожу Патрак беспокоили зря. А сегодня начальника сменили на нового…
Ривотт нахмурился. До него, кажется, начал доходить смысл визита Хатиора.
— У нее серьезный враг, Отто. И если вам дорога эта женщина, стоит приготовиться к борьбе.
— А вам до всего этого какое дело? — прищурился дракей. Никогда не верил в бескорыстных доброхотов.
Дознаватель опустил глаза и пояснил смущенно
— У меня четыре дочери. Две из них ящерочуткие. Редкий дар. Таких, как они, дай небо два десятка на все королевство. Я не хочу даже думать о такой судьбе для моих девочек.
— Пойдемте покатаю вас на Принце, — сам не зная отчего, пригласил Ривотт. Хатиор согласился без возражений.
Дознаватель уже успел преодолеть страх, освоился в седле и как раз выпрашивал разрешение накормить ящера недоваренным яйцом, когда к ним с Ривоттом подбежали двое: служанка Фукси и усатый старик, который не пускал посторонних на дракодром.
— Господин Библис, — сбивчиво начал он. — Девчонка говорит, что служанка, а не поклонница. Велел подождать, а она толкнула дверь и бежать. Простите!
— Ничего страшного, — мягко улыбнулся Отто. — Возвращайтесь к входу. Эту девушку, скорее всего, прислала моя супруга.
Старик кивнул и потопал восвояси. Фукси посмотрела на Ривотта и выпалила:
— Они забрали госпожу Гортензию! — шмыгнула носом и разразилась слезами.
— Кто — они?
— Из городской охранной службы, — пояснила девица.
Ривотт поднял глаза на Хатиора. На мгновение показалось, что дознаватель может помочь.
Мужчина нахмурился и покачал головой.
— Нужен залог, — хрипло пояснил он. — И два уважаемых незаинтересованных человека в качестве поручителей. Отказать не должны.
— Они сказали, госпожа помешает расследованию… — проскулила Фукси и снова вернулась к рыданиям.
— Это хуже, — вздохнул Хатиор. — Тогда нужны трое. И чуть-чуть сверх залога. Но ее отпустят до суда.
Ривотт сдвинул брови, прокручивая в голове список полезных знакомых. Деньги есть, а вот что делать с поручителями?
— Уважаемые люди — это кто? — поинтересовался он осторожно.
— Способные в складчину заплатить штраф, в случае если Гортензия убежит, — выдохнул дознаватель.
— Сколько? — Ривотт впервые в жизни засомневался в своей способности оплатить женские капризы. Сердце сжалось в тревоге. Он не беден, но вдруг не хватит, а Теззи просто нельзя оставлять там!
— Десять тысяч.
Ривотт покачал головой. Сумма посильная разве что для хозяев ящеров, и то не всех. Даже такие толстосумы трижды подумают, прежде чем соглашаться.
— А залог? — насторожился дракей, прикидывая, у кого можно занять недостающее. — Он сколько?
— Обычно восемьсот плуток и десять процентов сверху на нужды службы, — пояснил Хатиор.
Ривотт облегченно выдохнул. За время своего дракейства он скопил около двух тысяч. Один раз выручить жену хватит. Даже два. Усмехнулся. Вот никогда бы не подумал, что будет готов отдать почти все накопленное, чтобы освободить из тюрьмы женщину, с которой даже не спит!
— Объясняйте, что нужно делать, — скомандовал он и повел Принца в стойло.
***
В полутемной камере было душно и очень холодно. Зуб на зуб не попадал! Пахло грязью и плесенью. Гортензия забилась в угол, и, сидя на деревянной, отполированной чужими ягодицами лавке, смотрела в пустую темноту напротив. Соседке, пожилой бродяжке, расположившейся по другую сторону от входа, явно хотелось поговорить, но Теззи было так жутко, что нарушать тишину она не решалась. Казалось, заговори она — тут же разрыдается, а давать мучителям повод для радости в ее планы не входило. Стена, смотрящая в коридор, больше походила на кованый забор, и с входа все проглядывалось и прослушивалось без труда.