«Милости Твоей вверяю слугу твою Анну, оставившую этот мир в твердой вере и ныне пребывающую в вечном покое. Молю Тебя, пусть ничто не нарушит ее покоя и изольется на нее Твоя благодать».
Странный покой снизошел на душу Елизаветы. Ей было хорошо здесь, в полутемной часовне, рядом с останками матери, которую она едва помнила. Кэт часто повторяла, что Анна любила ее и гордилась ею. И как ужасно было для Анны… нет, подобное состояние лежало за гранью ужаса… покидать этот мир, оставляя малолетнюю дочь. Как будет расти любимое дитя? Сколько грязи и клеветы изольют на детскую душу те, кто погубил ее саму? Как бы она ни желала, Анне уже не восстать из гроба и не защитить Елизавету. За два дня до казни король объявил свой брак с ней незаконным. Елизавета стала побочным ребенком короля. Ужасно идти на эшафот, сознавая, какое страшное наследие она оставляет малютке. Со слов Кэт, Елизавета знала: выбор вида казни Анны оставался за королем. Ее могли либо сжечь у позорного столба, либо обезглавить. Ей предложили более милосердную смерть, если она признает расторжение своего брака с королем. И кто посмел бы обвинить Анну, что она предпочла смерть от меча мучительной смерти в огне?
Елизавета стояла на коленях возле алтаря, продолжая удивляться покою, снизошедшему на нее. Показалось, что рядом молится кто-то незримый, даруя ей свою любовь, радость и приятие. Конечно, это было лишь плодом воображения, в чем Елизавета пыталась себя уверить, возвращаясь обратно в свои покои. И все же в сердце оставалась глубокая уверенность, что Бог ответил на ее молитвы, а кем-то незримым была ее мать, принесшая исцеление и покой измученной душе своей дочери.
1559
Январь ознаменовался коронацией Елизаветы в Вестминстерском аббатстве. Накануне она явила себя народу, проехав по запруженным лондонским улицам. Казалось, в Лондоне собралась вся Англия. Люди теснили друг друга, вытягивали шеи, чтобы получше разглядеть проезжавшую королеву. Все дома были празднично украшены шпалерами, флажками, разноцветными лоскутами и гирляндами из еловых ветвей. Звонили колокола всех лондонских церквей; едва ли не с каждого перекрестка доносилась музыка, а народу не убавлялось. Лорд Роберт тщательно продумал и великолепно устроил всю церемонию, превратив проезд королевы в захватывающий спектакль под открытым небом. Елизавета радовалась ничуть не меньше простолюдинов. Особенно ее тронуло живописное панно, на котором в полный рост были изображены ее родители – король Генрих Восьмой и королева Анна. Глядя на холст, Елизавета не могла удержаться от слез, особенно когда кто-то в толпе выкрикнул: «Помните старину Генриха Восьмого? Глядите, он вернулся к нам в облике своей дочери!» Елизавета не уставала благодарить горожан за теплый прием.
– Я буду такой, какой и надлежит быть королеве, – доброй и заботливой к своим подданным, – обещала она, чувствуя ответные волны народной любви.
День коронации выдался снежным. Елизавета шла к аббатству, накинув плотный шелковый плащ с горностаевым подбоем. Она не стала тратиться на новый наряд для коронации, а надела платье Марии, в котором та короновалась пять лет назад. Сотни свечей освещали лица тех, кто удостоился чести быть приглашенным на церемонию. Пламя играло гранями драгоценных камней, отражалось на королевских регалиях и вспыхивало золотом на бесценных шпалерах ее отца, скопированных с полотен великого Рафаэля. Когда епископы представили Елизавету ее подданным, зал буквально затопили приветственные крики, заглушив гудящий орган и звонкие голоса труб. Стены старинного аббатства едва выдерживали эту лавину звуков. Ритуал избрания, ритуал принесения клятв, ритуал помазания. Затем Елизавету усадили в старинное коронационное кресло, а над ее головой подняли корону. В тот момент, когда корона увенчала ее голову, новая королева думала о своих родителях, переживая неописуемое ликование. Отныне она законная королева, и Бог вверил в ее руки управление Англией. Она долго и упорно боролась за эту корону, и теперь никому не удастся лишить ее королевской власти.
Через десять дней Елизавета открыла свое первое заседание парламента, восседая на золотых подушках и под балдахином с королевским гербом. Но не успела она снять с себя торжественные одеяния и предоставить обеим палатам заняться обсуждением насущных дел, как в Уайтхолл явился спикер парламента и депутация от палаты общин, прося аудиенции у ее королевского величества.