– Но откуда ты это знаешь? Чем можешь доказать?
– Часть обвинений была заведомо ложной. Тогда поговаривали – разумеется, тайком, – что от Анны просто решили избавиться. Получалось, она прелюбодействовала, едва оправившись после родов. Женщина, которая только что родила, меньше всего думает о телесных утехах. Многие и с законными мужьями не хотят ложиться, а тут – прелюбодеяние!..
– Но кому понадобилось избавляться от моей матери?
– Кромвелю, кому же еще. Он очень торопился. Если бы он не сковырнул Анну, она бы сковырнула его. Во всяком случае, так говорили. Правильнее сказать, шептались. Твою мать обвиняли во многих прелюбодеяниях. Некоторые из них нелепы хотя бы потому, что королева в те дни находилась совсем в других местах. Об этом я тоже слышала. Скажу больше: кроме твоей матери, не осудили ни одной женщины. А ведь чтобы устраивать тайные встречи с любовниками, требовались помощницы. Хотя бы одна. Но не тронули никого из ее фрейлин. Анна была достойной женщиной и умом не обижена и потому никогда не стала бы позорить себя и короля любовными похождениями.
Елизавета вытерла навернувшиеся слезы.
– Спасибо тебе, Кэт. Хоть в одном ты меня успокоила, – сказала она, но тут же задала новый вопрос: – А мой отец? Неужели и он участвовал в заговоре против Анны?
– Это целиком была затея Томаса Кромвеля. Катерина Парр, да упокоит Господь ее душу, однажды рассказала мне про разговор с господином Шапюи, тогдашним испанским послом в Англии. Он поведал про свою встречу с Кромвелем. Говорили они с глазу на глаз, и Кромвель признался, что самолично задумал и осуществил заговор против королевы Анны. Боялся Кромвель твоей матери. Умен был изрядно, вот уж чего у него не отнимешь. Но ум имел дьявольского свойства: мог убедить короля, что черное – это белое. Уж не знаю, какие доказательства Кромвель представил твоему отцу, но об их убедительности он позаботился. Можешь не сомневаться. И то, что они пропали, меня не удивляет. Предвидел, бестия, что в будущем могут взяться за перепроверку дела Анны.
Елизавете полегчало. Помимо облегчения, ею владели и другие чувства. Теперь королева не сомневалась в полной невиновности своей матери. Огорчало лишь то, что доказать этого она не сможет. Анна пала жертвой отвратительного заговора, не совершив ни одного приписываемого ей преступления. Какие чувства испытывала ее мать в последние дни жизни? Каково ожидать казни, зная, что ты ни в чем не виновата?
Стол вместе с лежащими на нем отвратительными бумагами утратил резкость очертаний. Елизавета больше не могла сдерживать слезы, и Кэт прибегла к старому, испытанному способу: дала выплакаться у себя на груди.
В открытое окно общей приемной дул теплый летний ветерок. Остальные окна затеняли спущенные жалюзи. Невдалеке катила свои воды Темза. Над королевским троном, как всегда, был распростерт балдахин с государственным гербом. Елизавета смеялась, слушая Роберта, а тот, наклонившись к ее уху, нашептывал что-то явно фривольное. С некоторых пор они любезничали открыто, что доставляло большое удовольствие придворным сплетникам и приводило в ярость Сесила. Елизавету это не волновало: пусть Сесил кипятится. Она вовсю наслаждалась флиртом с Робертом и его ухаживаниями, играя в увлекательную игру, где сама устанавливала правила, а ее замечательный партнер лишь подчинялся. Конечно, не все было просто и безоблачно, однако Елизавета предпочитала жить сегодняшним днем, дорожа каждым мгновением, проведенным с Робертом, и испытывая приятное замирание во всем теле. А будущее само о себе позаботится.
Лицо королевы изменилось, когда в приемной появился человек в черном. Елизавета выпрямилась. Роберт поспешно отошел. Человек приблизился к трону и отвесил поклон.
Чего ждать от этого визита?
– Ваше величество, я прибыл с печальной вестью, – произнес посол с приятным французским акцентом. – Мой государь король Генрих Второй… скончался. Во время турнира с ним произошел несчастный случай – в глаз ему попало копье. Ни врачи, ни наши молитвы не смогли спасти короля.
– Да упокоит Господь его душу, – благочестиво произнесла Елизавета.
Конец Генриха, несомненно, был ужасен, однако внутри она испытала облегчение. Отныне этот коварный, ненасытный правитель больше не будет представлять для нее угрозы.
– Страшно подумать, сколь ужасны были его страдания, – тем же тоном продолжала Елизавета. – Я немедленно напишу королеве Катерине и выражу ей свои глубочайшие соболезнования.
Судя по отзывам разных людей, Генрих Второй постоянно изменял своей унылой, безвкусно одевающейся жене, что не мешало ей постоянно ходить беременной. Свое вдовство она наверняка восприняла как благо.