Он отпустил ее, поднял букет и поставил его в ведро на полу.
– Ты носишь Хардинга, неужели ты еще не поняла, что это значит? И между прочим, ты тоже член семьи Хардинг.
– А как же Джина? – недоверчиво спросила она.
– Джина просто моя кузина, – ответил Зак. – Мы уже давно только друзья, хоть ты и не веришь. Когда ты будешь готова мне поверить, мы поговорим и об этом. Силком ведь тебя не разубедишь.
– Не прикидывайся невинным ягненком.
Он долго смотрел на нее, прежде чем ответить:
– Я и не прикидываюсь, это было бы смешно. Но ты упорствуешь в своем заблуждении, а это нас никуда не приведет. Для блага нашего ребенка мы просто обязаны найти общий язык. Или ты предпочитаешь бессмысленную вражду?
Он надел пиджак и снова спросил:
– Мир или война? Виктория пожала плечами:
– Я вовсе не хочу воевать, но…
– Никаких «но». Уверен, ты не захочешь лишить свое дитя того, что принадлежит ему по праву.
– Это называется «шантаж».
– Отнюдь. Это – правда. Ты пытаешься отмахнуться от фактов и не можешь отличить, где правда, где ложь, а где твои собственные выдумки. Но, – он предупреждающе поднял руку, не давая ей возразить, – я не намерен сейчас с тобой ничего выяснять.
– И на том спасибо, – язвительно ответила Виктория.
– Я говорил о компромиссе, Виктория. – Он говорил очень спокойно и убедительно. – Я не хочу, чтобы ты оставалась здесь одна. Я не хочу, чтобы ты продолжала работать: в этом нет необходимости и это может повредить ребенку. И я прошу тебя прекратить всякие контакты с Уильямом Ховардом.
– Это все?
Какое нахальство с его стороны говорить ей подобные вещи! Невероятный человек! Виктория была слишком удивлена, чтобы сердиться.
– Я так понимаю, что с этими пунктами ты не согласна? – скучным голосом осведомился Зак.
– Ты правильно понимаешь, – подтвердила Виктория.
– А как насчет наших с тобой встреч? Может быть, ты согласишься иногда встречаться со мной? Мы бы могли сходить куда-нибудь пообедать или поужинать… Положим пару раз в неделю. Это для тебя приемлемо?
– Абсолютно неприемлемо. – Виктории казалось, что он изучает ее реакции, будто она подопытный кролик. Мерзкое ощущение, надо сказать.
– Но если у тебя будут какие-либо проблемы, ты мне позвонишь? – нетерпеливо спросил Зак.
Вот оно как! Он нисколько не раскаивается в том, что произошло, даже в том, что крутил шуры-муры с Джиной и потратил кучу денег на ее апартаменты. Не винит он себя и в том, что тайком обделывал делишки с Чийли-Браунами. Ее брак был обречен с самого начала, только слепая, влюбленная дура могла этого не замечать. Ему нужна не жена, а кукла.
– Я не вернусь к тебе.
– Я говорил только о совместных обедах, а не о постели, – холодно ответил он. – Я хочу приглядывать за наследником Хардингов.
Правильно она настаивала на разводе! Виктория опустила глаза, чтобы он не догадался о ее чувствах. Как в одном человеке могут уживаться два таких разных существа! Как будто не он только что стоял с покаянным видом под ее дверью, протягивая роскошный букет и расточая комплименты.
Неужели он на самом деле любит ее? А может, это просто чувство собственника? Желание подчинять всех и вся своей силе, власти, лишить собственной воли… Он рассуждает о компромиссе, но сам-то в своей жизни менять ничего не собирается. Жена для него значит куда меньше, чем его коллеги… Даже к секретарше он, наверное, относится с большим уважением…
– Тори, я не утверждаю, что не совершал ошибок. Но я хотел оградить тебя от неприятностей… – заговорил он снова. – (Так, значит, Джина была просто «неприятностью». И сколько же таких неприятностей у него было, подумала про себя Виктория.) – Я не хотел загромождать твою головку проблемами моего бизнеса. Может быть, я был не прав, – продолжал он. – Ты так молода и неопытна. Я не хотел, чтобы жизнь обратилась к тебе своей темной стороной. Но, – он сделал паузу и пристально посмотрел ей в глаза, – я признаю, что ошибался в тебе.
Виктория сама удивилась, что может говорить спокойно, когда внутри у нее все кричало.
– У меня почти не было детства: мои родители об этом позаботились. Я довольно быстро научилась вести себя как маленькая взрослая. И я не хочу, чтобы мой ребенок, – она прижала руки к животу, – рос в такой же обстановке. Это не та история, которая должна повториться.
– Ты считаешь меня таким же, как твои родители? Как твой отец? – зловеще спросил Зак, глядя ей прямо в глаза.
– Да. Нет. Не знаю, – забормотала она, покраснев. – Я знаю только одно: мое дитя – это единственный человек, который по-настоящему во мне нуждается, так же как и я в нем. Он не может жить без меня, я для него все, и он для меня – все. Он – мой, и я его не отдам. Он – моя плоть и кровь.
– Но и моя тоже, Тори. – В голосе Зака зазвучали металлические нотки.
Они целую вечность молча смотрели друг на друга. Потом, бросив «до встречи», он повернулся и вышел вон.
Виктория не шелохнулась.
Слабое шевеление внутри ее живота вернуло ее к действительности.
– Как дела, мой сладкий? Давно мы с тобой не беседовали. – Ее пальцы осторожно погладили то место, где детеныш решил проявить активность. – Видишь, твой папа даже не выпил свой кофе.
Она вернулась в гостиную и раскинулась в кресле, чувствуя себя ужасно усталой и подавленной. Она была смущена, расстроена и не могла прийти ни к какому решению.
Она любила Зака и ненавидела одновременно. Ей хотелось, чтобы у ребенка был отец, но в то же время она была готова сбежать от него на край света. Нормально ли это? Виктория покачала головой. Если она не возьмет себя в руки, то точно окажется в сумасшедшем доме. И тогда ребенка ей не видать как своих ушей.
Он поднялась и прошла на кухню, где первым делом увидела огромный букет цветов. Ох, Зак, Зак… Тут только она поняла, что плачет. Как его понять? То кричит и угрожает, то через минуту появляется на пороге с роскошными цветами и милой улыбкой. Но это ему не поможет. Сейчас у нее есть человечек, который во много раз важнее и Зака и ее самой.
Теперь осталось только порадовать Корал.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Корал среагировала на известие даже хуже, чем предполагала Виктория.
– Ты это назло мне сделала? – холеные пальцы с ярко-алым маникюром с такой силой сомкнулись на тонкой ножке высокого хрустального бокала, что та жалобно хрустнула и тягучее пурпурное вино разлилось по скатерти.
Зная, что Корал ни за что не станет устраивать сцен на людях, Виктория предусмотрительно пригласила ее в маленький, но дорогой ресторан. Ей и в голову не придет расплатиться за разбитый бокал, подумала Виктория, увидев, как Корал надменно кивнула официанту, сменившему скатерть.
Стоило ему отойти, Корал вновь зашипела на дочь:
– Как это на тебя похоже, Виктория. – Сощуренный взгляд придавал ее хорошенькому личику хищное выражение. – Ты поступала так с самого своего рождения.
– Не преувеличивай моих заслуг, мама, – непринужденно проговорила Виктория. Такие стычки не были для нее редкостью. За годы совместной жизни она научилась абстрагироваться от материнских эскапад. Хотя каждый раз на душе оставался горький осадок.
– Подобная выходка не делает тебе чести, доченька, – ядовито процедила Корал, сузив глаза и поджав губы. Будь ее воля, она бы обрушила на голову Виктории шквал обвинений. Но опуститься до скандала в публичном месте Корал позволить себе не могла.
– Мама, успокойся ради бога, мне от тебя, – сделав ударение на последнем слоге, произнесла Виктория, – ничего не надо. – Я просто хотела, чтобы ты знала…
Услышав непривычную твердость в голосе дочери, Корал почла за лучшее несколько смягчить тон.