Аврора легко могла себе представить, каким был Николас в двадцать лет. Заставить его подчиниться было все равно что запереть в клетку тигра.
Николас помолчал, разглядывая водную гладь.
— С тех пор я почти не виделся с отцом, и лишь когда он оказался на смертном одре, осознал, какую боль ему причинил.
Аврора слышала в его голосе горечь и боль, и ей захотелось его утешить.
— Представляю, какая это была для тебя жертва — отказаться от жизни, которую ты любил, осесть и заняться бизнесом.
— В какой-то мере да, но я был в долгу перед отцом. Он пожертвовал большим, расставшись с женщиной, которую страстно любил, ради семьи. Я понимал, что пришло время и мне взять на себя ответственность, заботиться о матери и сестрах и не разбазаривать наследство. Я делал все, чтобы судоходство процветало… по крайний мере до начала войны. И хотя с началом военных действий дела компании пошатнулись, мы все же выстояли, в отличие от большинства других американских судоходных компаний.
Аврора не была уверена в том, что хочет увидеть другого Николаса, вдумчивого, спокойного, открывающего перед ней свои самые сокровенные чувства. Зато теперь она поняла мотивы многих его поступков.
— Ты чувствовал себя в долгу перед отцом и поэтому стремился обеспечить Равенне будущее любой ценой, даже заключив брак с совершенно чужой тебе женщиной.
— Да, — с улыбкой признался он. — Это было единственное, что могло заставить меня пойти к алтарю.
Все у них складывалось по-разному! Аврора с детства знала, что ее ждет алтарь. В то время как Николас бунтовал, она молча склоняла голову перед неизбежным злом. Брак с Николасом был первым актом непослушания в ее жизни. До этого она даже думать не смела о том, насколько уныла и однообразна ее жизнь.
— О чем ты думаешь? — спросил Николас.
— О том, что я впервые осмелилась не подчиниться отцу, когда познакомилась с тобой.
— Равенна мне говорила другое, — тихо произнес Николас. — Она говорила, что тебе постоянно приходилось защищать слуг от произвола отца.
Аврора отвернулась. Ей не хотелось вспоминать об этом кошмарном периоде ее жизни.
— Равенна видела, как отец угрожал тебе. Аврора. Насколько я понимаю, он бил тебя.
— Не так уж часто, — возразила Аврора, надеясь, что не очень грешит против истины. — К тому же эта плата была не такой уж большой. Только я могла утихомирить его… Аврора закрыла глаза.
— При жизни матери он не был таким, — помолчав, сказала она. — Мать сдерживала его, но после ее смерти он запил и стал непредсказуем. Утром был вполне вменяемым, даже любезным, а к вечеру впадал в буйство. Я знала, что он обожает лесть, и пользовалась этим, чтобы успокоить его. Но с каждым днем мне становилось все тяжелее. Я тяготилась одним лишь его присутствием. — Аврора перешла на шепот. — Это ужасно, но, кажется, я ненавижу родного отца.
— Ничего ужасного.
— Но он мой отец…
— Он заслужил твою ненависть. Если был способен ударить… Очень бы мне хотелось с ним встретиться.
Аврора поморщилась словно от боли. Страшно подумать, чем могла бы закончиться подобная встреча.
— Ты даже не понимаешь, как сильно он повлиял на тебя, — сказал Николас.
Это была чистая правда.
— Пожалуй, ты прав. Я не знала никаких чувств, кроме страха и отвращения. Отчаяния и беспомощности.
Аврора невольно поежилась. Николас дотронулся до ее затылка, и вздох вырвался из ее груди. Отец больше не посмеет над ней издеваться.
— За два последних месяца я узнала, что такое покой. Я больше не просыпаюсь в страхе вновь увидеть перекошенное гневом лицо отца. Спасибо тебе за это. Наш брак помог мне спастись.
— Почему ты ничего не говорила об этом?
— О чем?
— О том, что, выходя за меня замуж, так сильно рискуешь?
— А зачем? Ты все равно не принял бы отказа.
— Я не знал, какой опасности подвергаю тебя.
— Это был мой выбор, Николас. К тому же, — тут она улыбнулась, — ты помог мне избежать брака с Холфордом. — Аврора вновь повела плечами. — Положение вдовы дало мне свободу, которой я раньше не знала. И я очень дорожу ею.
Николас ответил не сразу, словно обдумывая ее слова. А когда он заговорил, тон его был задумчивым и несколько отстраненным.
— Та малая толика свободы, которую ты урвала для себя, Аврора, ничто в сравнении с настоящей свободой.
— Что ты предлагаешь? — удивленно спросила она. — Я и так презрела условности, живя не с отцом, а в собственном доме.
— Ты могла бы позволить себе куда больше. Ведь ты до сих пор живешь с оглядкой на общество и даже на отца, боясь навлечь его гнев. Тебя душат, а ты не сопротивляешься.
Николас и в этом был прав. Может, это книга вызвала в ней жажду свободы, пробудила чувства, которые она всячески пыталась в себе подавить. Эта красивая сказка растревожила ее сильнее. Сказка о пленнице, обретшей свободу в страсти.
Аврора упрямо поджала губы. Нет, эти игры не для нее. Но возможно, все-таки стоит рискнуть, как предлагает Николас. Проявить чуть больше смелости…
— В тебе живет жажда, Аврора. Жажда к жизни! — страстно проговорил он. — Но ты не знаешь, как ее утолить.
Каким-то непостижимым образом Николас догадался, что ее чувства в смятении, что она не знает, как утолить мучившую ее жажду.
— Насколько я понимаю, ты хочешь научить меня этому?
— С великим удовольствием, — Его хрипловатый голос ласкал ее слух, как чудесная музыка, — Я могу открыть тебе мир, блистательный и прекрасный. Ведь ты несчастна в своей одинокой холодной постели.
От этих слов у Авроры перехватило дыхание.
— Ты не виноват в том, что я несчастлива, Николас, — пробормотала она.
— Возможно. Но ты должна обрести настоящую свободу, и я хочу тебе в этом помочь.
— Каким образом? Сломив наконец мое сопротивление?
— Став твоим любовником.
— Я не хочу близости с тобой. Не хочу скандала. Что, если я забеременею?
— Ты же читала дневник. Есть тысяча способов наслаждаться любовью, не рискуя зачать.
Авроре нечего было возразить, и она опустила глаза. Об этих способах она прочла в дневнике француженки. Он пристально смотрел на нее, словно хотел прочесть ее мысли.
— Ну разве сердечко твое не бьется сильнее при мысли о том, что мы можем заняться любовью? — страстно шептал Николас. — Станешь ли ты отрицать, что мои прикосновения тебя возбуждают?
Нет, она не могла отрицать очевидное. Этот мужчина был ее мужем, ее первым любовником. Первым и единственным. И она хотела его.
Аврора вдруг ощутила, что их окружает ночь. Что они одни и его губы обещают так много.
Казалось, сам воздух дрожал от возбуждения, которое они оба испытывали. Сердце ее пело дикую варварскую песню, песню страсти. Внутренний голос нашептывал ей, что надо забыться, отдаться наслаждению.
Но тут она вспомнила о том, что Николаса подогревает ее сопротивление.
А что, если она перестанет сопротивляться и он добьется своего? Азарт охотника исчезнет, она ему наскучит, и он уедет.
Она может ускорить развязку, если сама перейдет в наступление. Ей надоело выступать в роли жертвы, постоянно защищаться и быть настороже.
Сам того не желая, Николас в некотором смысле был похож на ее отца. Он стремился навязать ей свои правила игры, заставить подчиниться его требованиям. Но долгие годы жизни с отцом научили Аврору стойкости. Она смогла противостоять отцу, сможет справиться и с Николасом Сейбином.
В этом определенно что-то есть — сделать так, чтобы они поменялись местами в игре, затеянной Николасом. Роль преследуемого ему не по вкусу, он наверняка сбежит в свою Америку, тем более если она удовлетворит его плотские желания.
— Возможно, ты прав, — сказала Аврора, надеясь, что не совершает роковой ошибки, — и нам стоит стать любовниками.
Ответа не последовало, и Аврора поняла, что шокировала его — он не нашелся что сказать.