— О Руфе. Адриан сегодня встретил ее в Эдинбурге. — Сквозь шум громких мужских голосов Берри коротко пересказал ей все то, что узнал от Адриана. Нэнси слушала, замерев. Когда он рассказал ей о выкидыше, обмороке и болезни, ее голубые глаза наполнились слезами. Ему очень захотелось ее утешить.
Она сказала:
— Я должна позвонить Эдварду, — и поспешно бросилась звонить, не проронив больше ни слова.
Берри мужественно старался не дать толпе оттеснить его от стойки бара, вцепившись в нее руками. Нэнси нуждается в нем. Он ни за что не покинет ее сейчас. Его решительность еще более возросла, когда он увидел торопливо возвращающуюся Нэнси, вытирающую слезы.
Он спросил:
— Ты дозвонилась ему?
— Да. — Она улыбнулась сквозь слезы. — Я рада, что ты еще здесь.
Уголком глаза Берри заметил Саймона, который, надев фартук, также обслуживал клиентов. Саймон подозрительно покосился на Нэнси.
— Я сейчас что-нибудь закажу, — проговорил Берри. — Бутылку шампанского, пожалуйста. И два бокала.
— О, ты не один. — Она была явно разочарована.
— Да, я с тобой. — Берри надеялся, что его голос был лишен неуместного ликования. — И тебе нужно выпить.
— Я не могу, у нас слишком много клиентов.
— Когда ты заканчиваешь работу?
— Не раньше одиннадцати.
— А ты не можешь сделать перерыв?
Саймон, протиснувшись сквозь толпу, подошел к ней:
— Пошевеливайся, Нэнси, сейчас не время для ухаживаний.
— Извини. — С ресниц Нэнси скатились две слезы, а нижняя губа задрожала.
Берри почувствовал себя необычайно сильным. Он мог бы победить льва.
— Прошу прощения. — Он уверенно постучал Саймона по руке своей кредитной карточкой — он видел, что так делали другие мужчины. — Нэнси узнала плохие новости. Семейные проблемы. Я думаю, что мне лучше увести ее отсюда на минутку. Куда мы могли бы пройти?
Саймон был застигнут врасплох, он бросил испытующий взгляд на Нэнси.
— Хорошо. Извините. Я могу отпустить ее на полчаса. Я думаю, что вы можете пройти в офис.
— Спасибо, — сказал Берри.
Саймон открыл деревянную дверцу и пропустил Берри внутрь. Берри заботливо обнял Нэнси за плечи. Он ощущал мягкость ее кожи и тепло ее тела под тонким черным кардиганом. Его сердце бешено забилось. Вытирая глаза тыльной стороной ладоней, она подвела его к двери в голой кирпичной стене в подвале. Дверь вела в крошечный офис без окон.
Берри закрыл за собой дверь и сжал Нэнси в объятиях. Она уткнулась лицом ему в плечо.
— Моя дорогая, — прошептал он, с наслаждением вдыхая аромат ее волос. — Моя дорогая, все будет хорошо.
Нэнси проговорила приглушенным голосом, уткнувшись в его плечо.
— Я знаю, что это глупо, но для меня невыносима мысль о том, что Руфа потеряла ребенка и упала в обморок в присутствии Адриана. Боже, я так рада, что она жива!
Она оторвалась от него, громко шмыгая носом и пытаясь нащупать в кармане носовой платок.
Берри достал из кармана свой платок и вложил его в руку Нэнси.
— Но теперь с ней все будет хорошо. Вы нашли ее, вам больше не о чем беспокоиться.
— Я так и знала, что у нее не все в порядке! Я всегда чувствую это. Между нами существует особая связь. — Она вытерла слезы. — Не могу представить себе Адриана в роли доброго самаритянина.
Он тихо засмеялся.
— Самаритянина поневоле, очень недовольного тем, что ему приходится играть эту роль. Хотя, мне кажется, что он по-своему любит ее.
— Какая ирония судьбы, что именно он нашел ее, в то время как Эдвард сбился с ног, разыскивая ее по всему Эдинбургу. Он побывал там трижды, но не обнаружил никаких ее следов. Могу я высморкаться в твой платок?
— Считай, что он твой.
— Спасибо. — Нэнси высморкалась. — Он прямо сейчас отправится в Эдинбург. Не знаю, правильно ли я сделала, сообщив ему первому, но, я думаю, он имеет на это право. И потом, от него гораздо больше пользы, чем от всех нас. Он привезет ее домой. О, Берри, она будет дома на Рождество!
Впервые за все время она улыбнулась лучезарной улыбкой, которая уничтожила следы слезы. Она бросилась Берри на шею и крепко прижалась к нему. Берри показалось, что это так просто и совершенно естественно — целовать ее в нежные щеки и сочные губы.
Он оторвался от ее губ, держа руку на ее груди.
— Послушай, я должен сказать тебе, — прошептал он, — я не могу больше это скрывать. Ты богиня, ты ангел, я схожу по тебе с ума с того самого дня, когда ты заставила меня посмотреть на свои соски в Мелизмейте.