Руфа не очень следила за этим потоком накопившихся претензий. Она жестко противостояла Нэнси.
— Не вздумай влюбляться в кого-либо из них. Я запрещаю.
— Где тонко, там и рвется, говаривал Настоящий Мужчина. Я постараюсь, но сердцу не прикажешь.
— Тогда держи свое сердце под контролем, или у нас ничего не получится.
Нэнси вздохнула и закатила глаза.
— Тяжелый ты человек. Сначала оставляешь автомобиль, потом заставляешь меня надевать панталоны, а теперь говоришь, чтобы я не влюблялась.
Руфа открыла рот, чтобы продолжить спор, но заметила удивление на лице Уэнди.
— Я умираю с голоду, — быстро проговорила она. — Не заказать ли нам к ужину пиццу?
Она отнюдь не умирала с голоду, но надеялась, что пицца отвлечет Нэнси от стремления завязать не сулящий никаких дивидендов роман. И это сработало: еда была — после любви — любимым развлечением Нэнси. Она поглощала куски ветчины и ананасовую пиццу с радостным причмокиванием, в то время как Руфа рассказывала Уэнди о Брачной игре.
— Не слишком ли опрометчиво приезжать в Лондон, чтобы выйти замуж за мужчин, которые еще даже не сделали предложения? — спросила Уэнди.
— В том-то и дело, — ответила Нэнси с деловым видом. — Мы даже не знакомы со своими мужьями. Не знаем даже, кто они.
— По… нимаю… — произнесла с запинкой Уэнди.
— Добиться цели нам будет трудно, — сказала Руфа. — Прежде всего нам понадобится проникнуть туда, где они подвизаются. Непреодолимых препятствий этому нет. Разумеется, нам нужны новые платья. Настоящий Мужчина говорил, что можно проникнуть куда угодно, делая вид, что вы там свой человек.
Уэнди смотрела на девушек. На обеих были джинсы и свитера из джерси, и тем не менее они сильно отличались друг от друга. Отливающие золотом волосы Нэнси падали ей на плечи. Несмотря на январские холода, ее облегающий черный свитер имел глубокий вырез. Волосы Руфы были тщательно заплетены в косу. Ее джинсы были хорошо наглажены, а свитер имел морской покрой. Девушки были восхитительны, но очень трудно было вообразить их на каком-либо из великосветских вечеров, фотографии с которых Уэнди видела в газетах.
— Не будет ли это слишком дорого?
При упоминании о деньгах Руфа почувствовала себя неловко. Она раздраженно сказала:
— У нас не такая большая сумма, и нам придется удовлетворяться самым необходимым.
— Нижнее белье, — объявила во всеуслышание Нэнси, — не является необходимостью.
— Является. Попытайся уяснить эту сложную концепцию: ты должна выглядеть как леди. И вести себя соответственно.
— Послушайте ее, — проговорила Нэнси, — опуская нитки моццареллы. — Она уверена, что я пользуюсь за обедом не той вилкой и почесываю задницу, еще до того как провозгласят тост за королеву. Смягчись, дорогая.
Тем не менее Руфа была настроена на то, чтобы заставить Нэнси играть по строгим правилам. Когда они остались одни, она сказала:
— Я имела в виду любовь к квартиранту.
— Прекрасно. Успокойся. Если он пишет роман, то, видимо, во многом похож на этого жалкого Джонатана.
— Ты должна поклясться.
— Да ради Бога!
— Повторяй за мной: Я, Нэнси Вероника Хейсти…
— Клянусь, о'кей? — Нэнси принялась блестяще имитировать Уэнди. — Я даже не взгляну на него, чтоб мне сгнить.
Руфа ухмыльнулась.
— Сучка! Ты скрестила пальцы.
Рошан Лал был хрупким и учтивым молодым человеком с кожей цвета крепкого чая. Уэнди считала его желчным и вечно недовольным и полагала, что он хочет слишком многого за свою плату. Но он был надежный квартирант, и она надеялась, что вторжение сестер Хейсти не принесет ему неприятностей.
Ей нечего было опасаться. Когда Рошан вошел на следующее утро в незапертую ванную, он увидел Нэнси, лежащую в ванне с сигаретой и читающей журнал «Private Еуе».
— Привет, — сказала она. — Ты, должно быть, голубой. Подай, пожалуйста, полотенчико.
Через несколько минут он уже сидел на стульчике, сотрясаясь от хохота и обещая сводить Нэнси во все пабы геев в Кэмден-тауне. Когда же он встретился с Руфой, стройной и неприступной, то впал в полнейшее обожание.
Прежде чем Руфа смогла остановить ее, Нэнси рассказала Рошану о Брачной игре. Он был увлечен интригой и тотчас вызвался стать членом комитета.