Ханг мило улыбнулся, повел рукой, успокаивая эту бурю в стакане, и промолвил:
- Вот и следите, чтобы я не умер вдруг...
- Вписывай нас, ты, чертов жмот! - вопль вырвался из двух глоток одновременно.
- Заткнитесь, безмозглые, похотливые кабаны! - рассвирепел старший муж, - права младших мужей можно очень выгодно продать! Теперь понимаете? Уроды.
Уроды, кажется, начали понимать размеры того повидла, в которое они вляпались поверив братцу на слово.
- И как же нам теперь быть?
- А в чем дело?
- А в том! Трахаться как будем?!
- За деньги, как еще? - он сел за стол, взял из рук Лайлин тарелку с едой, улыбнулся ей и принялся кушать.
- Ханг, ты гад. Где мы возьмем деньги? Что нам теперь целый месяц ждать, пока накопим на один раз?
- Это ваши проблемы, - Ханг жевал и жмурился от удовольствия, - Лайлин, девочка моя, очень вкусно. Ты просто золотце.
Он погладил ее по руке и вдруг обнаружил синяк на запястье. Преображение мирного расслабленного мужа произошло мгновенно. Теперь на притихших братцев смотрел грозный дракон.
- Кто?
- Что... - промямлил Ган.
- Кто поставил синяк?
- Ээээ... этоо-о... - бормотал Харанг, мечтая, чтобы это злобное чудовище не догадалось залезть ей под юбку и взглянуть на ее задницу.
Догадался.
Рык разъяренного дракона, вздымающего ветер и изрыгающего пламя.
Братьев ветром сдуло из-за стола, они решили исчезнуть от греха подальше, и планы мести строили уже сидя за забором. А Ханг причитал над синими пятнами, которые оставили на дивной коже нежных персиков грязными лапами эти свинячие отродья.
Лайлин молчала. Она предпочитала наблюдать молча.
Месть братьев состоялась этой же ночью, когда Ханг мирно стал в своей каморке. У них в хозяйстве имелась длинная, около двух метров, очень широкая бамбучина. Они потихоньку распилили ее вдоль, получились две довольно широкие вогнутые лыжи. В снежное время ими можно пользоваться. Наверное. Но они не стали ждать до зимы, чтобы проверить гипотезу, и привязали спящего сном праведника Ханга к одной из этих лыж, а потом пол дня таскали его по двору, сопровождая чудесную прогулку ехидными подколками. Вот когда Ханг орал дурным голосом и матерился. Потом они его, конечно, отвязали. Отряхнули пыль, поправили одежду, сказали:
- Видишь братец, как мы тебя бережем, на руках носим, пылинки сдуваем.
Ханг на их речи не ответил, но надулся страшно.
Лайлин наблюдала за всем этим молча.
Потом подошла к нему, осмотрела потертости от веревки, смазала мазью. Муж смотрел на нее с нескрываемой благодарностью. В основном за ее молчание. Под уверенными сильными руками жены старший муж разнежился и проникся жалостью к себе. А уж как стонал и причитал...
Лайлин закончила обрабатывать его 'кровавые раны', спрятала в сундучок с целебными лечебными снадобьями мазь и вернулась к своему рукоделию. Это помогало ей отвлечься от угнетающей обстановки и, в конце концов, просто обязано было принести пользу. Она умела ткать прекрасные узорные холсты, если их продать, можно было неплохо заработать. Может, Ханг меньше ее тело продавать будет... Она, конечно, понимала, что тешит себя напрасными надеждами, но лучше уж заняться работой, чем сидеть у себя в каморке, трясясь от отвращения к похотливым братцам ее мужа. Как ни странно, сам Ханг вызывал у нее смешанные чувства, главными из которых были чисто научный интерес и некая разновидность презрения. Покровительственное презрение.
На следующий день обнаружилось, что из-за нервного перенапряжения лунные дни начались раньше, и Лайлин была им рада как никогда. Ханг отправился к целителю за специальной смазкой, убивающей мужское семя, он собирался беречь свое сокровище от случайных беременностей. Жена осталась дома с его братьями.
Ткацкий станок Лайлин стоял в углу помещения, которое в их затрапезном доме громко именовалось гостиной. А Харанг и Ган, устроившись напротив, буквально ползали по ней сальными взглядами и капали слюной. Время от времени они открывали свои поганые пасти, стараясь вызвать ее на разговор.
- Эй, маленькая жена, тебе понравилось, как мы тебя имели?
Харанг толкнул Гана в бок, и растянул жирные губы в улыбке.
- А кто понравился больше Харанг или я? - это уже любопытствовал Ган, заглядывая ей в лицо. Харанг не унимался:
- А у кого из нас орудие больше? Как думаешь? Чего молчишь?
- Ха-Ха-ха! Ей так понравилось, что просто нет слов!
Лайлин ненавидела и презирала их молча.
Но этим двум скотам было скучно, они подобрались ближе и стали протягивать к ней свои лапы, чтобы хоть потрогать, хоть поглазеть, раз уж больше ничего им перепадает. Еще они хотели получить ответы на свои дурацкие вопросы. Братьев почему-то ужасно волновало, смогли ли они впечатлить женщину эротическими подвигами. О, какого труда ей стоило не шевелиться. Не выказывать гнева и отвращения. Но, хвала небесам, вернулся Ханг.
- Заткнитесь уроды! И не вздумайте протягивать к ней свои грязные лапы! Сами знаете, какие у вас отростки! Нечего приставать к моей жене.
- А чего она молчит? Немая что ли?
- А зачем ей с вами разговаривать? Меня самого от вас тошнит!
- Но-но! Тошнит его! А от денег наших не тошнит?!
- Кстати о деньгах. Долго собираетесь так сидеть? Не пора ли вам подумать о том, чтобы подзаработать денег? Или уже все перехотелось?
Тут братья взревели в один голос:
- Где мы здесь найдем работу?! А даже если и найдем, нам что придется месяц ишачить, чтобы потом тебе все отдать? Упырь!
Дальше из них полезли самые невероятные ругательства и обещания того, что они с Хангом сделают. Тот слушал, слушал, а потом как бы невзначай сказал:
- Можно найти человека с деньгами. С хорошими деньгами, - он многозначительно взглянул на братьев, поиграв бровями, - Получите процент с продажи.
Ган и Харанг, которые секунду назад поливали его потоками дерьма, тут же смолкли, суетливо засобирались и через десять минут духу их не было. Помчались воплощать в жизнь совет Ханга. А Лайлин в очередной раз убедилась в том, что ее предположения относительно алчности и изворотливости мышления старшего мужа оправдываются с завидным постоянством. Но она была рада этой передышке.
На несколько дней они с Хангом остались одни. Он все время старался подсесть к ней поближе, разглядывал ее рукоделие, цокал языком, хвалил. Гладил ее руки и бедра, но слава Всевышнему, не шел в своих притязаниях дальше. Вообще, ее старший муж вел себя по отношению к ней странно. Он не пользовался ею сам, однако, совершенно определенно был в восторге от ее внешности в целом и от отдельных частей тела в частности. Его восхищала и ее сила, но, похоже, особенное удовольствие ему доставляло именно мыть и всячески обихаживать ее.
- Словно евнух в гареме, - думала про себя Лайлин.
Однако, евнухом ее старший муж не был. И что удивительно, чем холоднее и резче она к нему была, тем более довольным он казался.
***
Ханг как в воду глядел. Уже к вечеру пятого дня два мерзавца-братца смогли выцепить на постоялом дворе довольно богатого старого купца. Надо отдать им должное, они хорошо усвоили науку, и взяли с купца часть денег заранее. Всю дорогу они расписывали страждущему плотских удовольствий старикашке невероятную красоту и сладость своей жены, так что бедняга чуть слюнями не давился, и распален был до крайности. А уж когда увидел Лайлин...
Господин старший муж быстро привел его в чувство, назвав цену. У купца челюсть отвалилась, он залепетал, что уже отдал часть суммы младшим мужьям и указал пальцем на ухмыляющихся Харанга и Гана.
- Кому? Им? Они на эту женщину никаких прав не имеют. Так что, если хотите с ней переспать, гоните денежки, уважаемый.
Лайлин еще не приходилось слышать таких изощренных проклятий, как те, которыми купец награждал братцев ее мужа, хитрые громилы в суеверном ужасе даже схватились обеими руками за свои главные 'богатства'. Она уже понадеялась, что купец откажется. Но это она зря. Купец выложил требуемую сумму, продолжая проклинаться, а потом наконец добрался до нее. Он смог купить аж целых три захода, но, видимо, забыл о почтенном возрасте и переоценил свои возможности, потому как сил его с трудом хватило на два.