Известный литературовед, исследователь творчества Фогеля профессор Гершон Шакед выделяет в романе влияние трех традиций, причудливо смешавшихся под одной крышей. Первой из них был венский декаданс, неоромантическое течение в немецкой и даже, скорее, в австрийской литературе. В этой связи можно сравнить роман Фогеля с новеллами Стефана Цвейга и Артура Шницлера. Второй была традиция «урбанистического» романа о скитаниях героя в дебрях большого города. В отличие от Кафки, город у Фогеля вполне реален, его герой бесконечно скитается по невымышленным улицам и переулкам Вены, переходит из одного кафе в другое, отдыхает на скамейках в ее садах и парках, и даже находит пристанище в ночлежке для бездомных и случайно оказывается в лечебнице для умалишенных. Вена — равноправный герой романа, она находится в постоянном диалоге с главным героем, все время давит на него и в конце концов одерживает над ним верх. Это неудивительно: герой Фогеля, как и героиня романа Шницлера «Тереза», чужой в этом городе, перекати-поле, невесть какими ветрами брошенный на эти улицы откуда-то с востока. Как ни хочет он казаться здесь своим, город отказывается стать ему опорой: улицы всё манят куда-то в неверном свете фонарей под далекие переливы венских вальсов, но холодно и пронзительно одиноко на них пришельцу. Третьим элементом, оказавшим влияние на Фогеля в «Брачных узах», было творчество Йосефа-Хаима Бреннера, человека трагической судьбы и писателя мрачного и подавляющего таланта; впервые поднявшего в еврейской прозе тему «перемещенного лица», человека без корней, без роду и племени.
Выпустив в свет первое издание романа, Фогель не прекратил работать над ним. После Второй мировой войны друг Фогеля, художник Авраам Гольдберг выкопал (в буквальном смысле) рукописи и черновики писателя, зарытые им во дворике дома во французском городке Отвилль, где в последние годы жизни он снимал квартиру у одинокой старухи. Найденные рукописи Гольдберг увез в Америку, где передал литературоведу Шимону Галкину. В 1949 г. Галкин переслал их в Израиль исследователю еврейской литературы Ашеру Барашу, и они почти на двадцать лет оказались недоступны не только для широкой публики, но и для критиков, издателей и исследователей. Только после смерти Бараша его архив был передан в Институт еврейской литературы и хранилище рукописей «Геназим» в Тель-Авиве.
В описаниях судьбы рукописей Фогеля царит некая неразбериха. Порой кажется, что туман напускается почти сознательно. Так, еще при жизни Бараш передал часть стихотворного наследия Фогеля в руки критика А. Бройдеса, причем последний полагал, что получил все материалы. Сам он передал часть этих рукописей поэту Дану Пагису, редактировавшему и готовившему к изданию полное собрание стихотворений Фогеля. В отличие от Бройдеса, Пагис знал, что получил лишь часть имевшихся у Бройдеса рукописей, но, как и Бройдес, не знал, что это — часть части, поскольку полагал, что Бараш отдал Бройдесу все. Это, однако, не мешало Пагису готовить к изданию «полное» собрание стихотворений Фогеля. Как он справлялся с этим внутренним противоречием — Бог весть. Однако не поэзия Фогеля занимает нас здесь в первую очередь. Среди рукописей, выкопанных Гольдбергом в Отвилле, была и новая редакция «Брачных уз», с которой были две проблемы. Во-первых, она была неполной: в ней недоставало целой части и еще нескольких глав. Во-вторых, правка, сделанная Фогелем в последние годы, по мнению литературоведа Менахема Пери, не всегда была удачной по сравнению с тель-авивским изданием 1930 г. Конечно, уважая волю автора, можно было бы издать роман и в новой версии невзирая на ее недостатки, тем более, что таковые, возможно, присутствовали лишь в субъективном восприятии Менахема Пери. Однако с учетом того, что в последней редакции были утрачены отдельные части, при издании было необходимо восполнить их, используя первую редакцию. Менахем Пери, которому было поручено подготовить новое издание романа, пошел дальше. Он выработал определенные стилистические критерии исходя из которых принимал или отвергал правку автора, компилируя таким образом некую сводную версию из старой и новой редакций романа. Задача, достойная исследователя нескольких разнящихся между собой списков какого-нибудь древнего текста, но, возможно, не совсем уместная при работе с двумя прижизненными редакциями романа современного автора. Тем не менее, результатом этой работы стало второе издание романа, увидевшее свет в 1986 г. С него и осуществлен настоящий перевод, выносимый теперь на суд русского читателя.