- Так вот, тебе поверили. Но ты доверия не оправдал.
- Понимаете, что тут, Михаил Петрович... Я когда устроился там, в Волгограде, мне было трудно. И ни одна живая душа со мной не беседовала, никто не сказал: так-то, мол, и так-то. Ни один пенсионер не пришел! Он мне и не нужен, пропади он пропадом, но просто как человек, чтобы проявил внимание.
- Юрий Юрьевич, ну что ты рассказываешь! Не пришел пенсионер, не побеседовал. Надо, дескать, честно работать, а не воровать. Можно подумать, ты сам не знаешь. Да и когда было приходить, ты через 11 дней удрал.
- Михаил Петрович, у меня была мысль честно работать, но меня никто не поддержал... И, короче говоря, я не такой дурак, чтобы там ишачить! Чтобы у меня мозоли были на руках.
- Там, значит, дураки работают?
- Это их личное...
- Ты даже зарплаты не дождался. Все-таки 70 рублей. Пригодились бы.
- Мне уже ничего было не нужно, я дня не мог оставаться, клянусь! Пропади оно пропадом... Мне эта зарплата, откровенно сказать... сами понимаете. Я жил, как король, как эмир бухарский! Все имел. Что хотел, делал. А то в пять тридцать вставать, в семь приходить... мне это не нужно. Я вам чистосердечно...
- Ну вот, а говоришь, была мысль работать. Как же тебе верить?
- Мысль была, да, была мысль. Но я не говорю, что я бы стал обязательно честным. Никогда в жизни, может быть. Если б кто здесь присутствовал, я бы подумал, как отвечать. А вам прямо говорю, как есть. Если б я сказал, что жалею о заводе, вы бы мне хуже не поверили! Что я там десять лет хотел надрываться.
- Да, похоже, ты выбрал судьбу по себе. Но откуда это убеждение, что ты "не такой, как все" и можешь жить наперекор закону, как заблагорассудится?
- Михаил Петрович, у меня западная кровь. У меня западная кровь, и я ничего не боюсь!
(Ладжун имел в виду, что родители его вернулись на землю отцов из Америки, где у них остались родственники. Несмотря на скитания, Юрий Юрьевич пытался переписываться с заокеанской родней, в то время как дома от него не имели вестей по многу лет подряд.)
- Ну, положим, кровь у тебя славянская, украинская кровь. И мать с отцом уже смолоду здесь крестьянствовали. Другой вопрос, что влияние западное могло сказаться.
- Могло, конечно. Если разобрать, я анархист.
- Даже анархист?
- Ну, не то, что батька Махно... но все-таки что-то есть.
- Тянуло тебя за кордон, признайся?
- Намерения мелькали иной раз. Но потом вдруг стукнуло: боже мой, там тоже надо работать! Конечно, из меня мог получиться неплохой гангстер. Но надо прекрасно язык знать!..
- Ну, Юра, раз уж мы сегодня так откровенно разговорились, давай уточним одну мелочь по делу. Помнишь случай в Энске?
Ладжун, прерванный в своих разглагольствованиях на вольную тему, захлопнул рот и настороженно уставился на Дайнеко.
- Но... я же там все признал.
- О чем и толк. Ты признал, а выяснилось, что действовал не ты.
Ответная речь Юрия Юрьевича заняла 25-30 минут и не содержала ни единой вразумительной фразы. Это была отработанная реакция на трудный вопрос - из него начинал изливаться бурный словесный поток, возбужденная болтовня вокруг да около, почти бесконтрольная, только с условием, как в детской игре: "да" и "нет" не говорите, черного, белого не берите.
- Михаил Петрович, я там был, я не хочу канители, клянусь честью! Вы спросили, я признал, потому что есть случаи, которые действительно... я их, хоть никем это не доказано, я их помню для себя. Когда я там присутствовал, если хотите знать, там были еще две девочки-москвички, я на них рублей триста израсходовал. Когда мне женщина нравится, я очень приятный человек. Я мог потом взять две болоньи и костюм джерси, чтобы их наказать, пусть себе новые покупают. Я мог так. Но я не тот по натуре человек, понимаете, в чем дело?..
- Погоди, Юра, давай конкретнее. Преступление в Энске совершил молодой мужчина, внешне похожий на тебя, но...
- Я на себя это беру, клянусь, но ваше право мне не верить. Конечно, ваше право мне не верить. Мне один черт, десять случаев или одиннадцать. Я к примеру говорю. Я мог не взять ни рубля, но я обозлился...
- Всего случаев, кстати, семьдесят четыре.
- Боже мой!
- Вот именно, хватает. И к чему еще нужно на себя клепать?
- Все улики падают на меня, потерпевшие фотографию мою узнали. Что после этого? Я думал, вам нужно...
- Ты плохо думаешь о правосудии и обо мне лично.
- Нет, Михаил Петрович, клянусь! Я хочу только одного: если даже на суде не будет тех свидетелей, я могу все-таки встретиться с ними глазами. Я этот случай помню, что себе нервы портить? Я уже проклял все на свете и могу выложить "от" и "до". Меня никто за язык не тянул, я сам признал, написал собственноручно, добровольно, короче говоря, потому что прямо решил, вы понимаете?..
И так, скороговорочкой, до бесконечности, туманно, но упорно повторял он свое "признание".
Это наверняка имело определенную цель; пустых фокусов Ладжун не выкидывал. Но какую же? Какую цель? Нельзя сказать, чтобы Дайнеко терялся в догадках. Нет, догадка возникла сразу. Михаил Петрович срочно собрал бригаду - всех, кто оказался под рукой. И мнения совпали:
- Энским делом Ладжун прикрывает другое преступление, более тяжкое.
- Энск подошел по срокам. Для ложного алиби.
- Ухватился, а теперь не знает, как дать задний ход.
- Добро, - подытожил Мудров. - Надо поднимать, какие серьезные происшествия были в тот период по стране.
Теперь требовался "пустячок" - нераскрытое преступление, совершенное в любом уголке страны (кроме Энска) в период с 16 по 21 октября.
Выяснить, где что случилось, нетрудно. Но вот "примерить" все это к Ладжуну и понять, какое из преступлений придется ему "впору", задача не из легких. Задача и на интуицию, и на сообразительность.
Дня три от Михаила Петровича не было вестей, а затем... но лучше предоставим слово ему самому.
- В воскресенье решил переключить мозги на что-нибудь постороннее: чувствую, забуксовал. Дочки обрадовались, потащили в Измайлово на выставку охотничьих собак. Ну, идем вдоль рингов, голос из динамика объясняет, где какая порода и чем замечательна. Остановились возле русских гончих, диктор их расхваливает: неутомимы, дескать, во время преследования зверя и особенно ценятся за "вязкость". То, бишь, настойчивость в поиске потерянного следа. И вот стою, слушаю, смотрю псов, ни о чем вроде не думаю. Хорошие такие вислоухие морды с задумчивыми глазами. Солнышко светит. Хозяева волнуются... И вдруг, братцы, в голове откуда ни возьмись: "Терек"! Будто какие шестеренки сами собой сцепились и - бац! - завертелась механика. Пошло одно к одному. У Горностаевой Ладжун интересуется системой инкассации. В роли капитана дальнего плавания он тоже интересовался порядком сдачи выручки - когда гулял на теплоходе "Чернышевский". Помните, обещал устроить заведующую рестораном на заграничные рейсы? А теперь в делах, которые мы собрались проверять, фигурирует убийство с ограблением на "Тереке". Это речной теплоход того же типа, что "Чернышевский". И убита опять-таки заведующая рестораном! Вы руки Юрия Юрьевича крупно снимали? Я, пожалуй, других таких не встречал. Стою я там на выставке и уже ни людей, ни собак не вижу, одни его руки в глазах плавают.
(Да, мы снимали руки Ладжуна, они были чрезвычайно выразительны. Пухлые, ухоженные, они и впрямь плавали в воздухе - то разгоняли сигаретный дым, то красиво прижимались к груди, то взмывали вверх, призывая в свидетели небо. В его похождениях они служили своего рода визитной карточкой: смотрите, вот человек, никогда не работавший физически, не набивавший мозолей и не возившийся в грязи. От пальцев веяло хорошим мылом, довольством и скрытой хищной силой. Потерпевшие вспоминали: при знакомстве Ладжун первым делом выкладывал на стол, на барьер - на то, что отделяло его от будущей жертвы свои холеные руки и играл ими на разные лады.)
- Почему представились руки? Да потому, что женщина на "Тереке" была задушена голыми руками. Его голыми руками, уверен!..