Эшли выдохнула, она даже не заметила, что все это время задерживала дыхание. В отчаянии, она взялась за дверную ручку и нажала на нее. Потом она вспомнила, что у нее была связка папиных ключей. На ней было два ключа, не подходивших к их квартире. Она покопалась в своей сумке. Вот они, связанные кожаным шнурком, который заменял брелок.
Ее пальцы дрожали, когда она вставила один из ключей в замок. Он не повернулся.
– Вот черт. – Но подождите. Там был засов. Она сунула ключ в засов, и он легко повернулся.
Сердце бешено колотилось, Эшли вставила второй ключ в дверную ручку и повернула ее. Дверь бесшумно открылась.
Эшли остановилась. Потом заглянула внутрь и крикнула:
– Здравствуйте? Миссис Спиноза? Вы дома?
Ответа не последовало. Ничего. Не было слышно даже тиканья часов.
Набравшись храбрости, Эшли вошла.
– Миссис Спиноза? Вы дома? Джули Спиноза?
Нет ответа.
Эшли немного расслабилась и закрыла дверь.
В гостиной мебели было не много: изношенный диван стоял вплотную к стене, а потертый стул в левом углу. Не было телевизора. Через широкую арку справа от нее было видно столовую. Там стояли массивный кленовый стол и стулья из другого века. Она нахмурилась. Изменилось что-то большее, чем оконные шторы, но она не могла понять, что именно. Она прошла по короткому коридору мимо двери в ванную и заглянула в бывшую спальню родителей.
Эта комната изменилась больше других. Стены были перекрашены. Увиденное остановило ее. Возможно, здесь жили другие люди. Но ведь ключи по-прежнему подходили к замкам, спустя пятнадцать лет. Новый владелец бы поменял замки, ведь так?
Высокий комод в углу выглядел очень знакомо. На нем до сих пор сохранилась отметина со времен практических занятий ее матери по владению кухонным ножом.
– Самооборона, – кричала она, а маленькая шестилетняя Эшли вжималась в стену у кровати. – Когда тебе исполнится семь, мамочка даст тебе твой собственный нож, ладно?
Эшли с готовностью кивала. Даже в столь юном возрасте она знала, что надо со всем соглашаться.
Теперь она выросла, Эшли помассировала пальцы и содрогнулась. Решение ее отца, держать ее подальше от матери, имело все больше смысла с каждым новым воспоминанием.
Это был определенно тот же комод. Она осторожно вытащила верхний ящик. Пусто. Попробовала следующий. Опять пусто. Все пять ящиков были пусты.
Она заглянула в шкаф. Старые ботинки стояли на полу, а мужская и женская одежда бессистемно висела на плечиках. Небольшой шкаф был заполнен лишь на треть. Мужчина и женщина вместе определенно заполнили бы его полностью.
Отпуск? Возможно. Она повернулась, чтобы уйти и заметила выставочный шкаф. У нее перехватило дыхание. Только сокровища ее мамы были размещены на этих узких полках. Они часто ждали ужин, пока Джули протирала эти красочные миниатюрные фарфоровые изделия. Это были женщины, маленькие девушки с идеальными волосами и нарядами из разных периодов истории. Викторианская эпоха, эпоха флэпперов, Великая депрессия, Вторая мировая война, все были здесь представлены. Двадцать четыре идеальные фигурки, такие желанные для ребенка. Эшли вспомнила, какую взбучку она получала, играя с ними. Особенно с флэппер. (Прим. пер. Флэпперы (англ. flappers) — прозвище эмансипированных молодых девушек 1920-х годов, олицетворявших поколение «ревущих двадцатых»). Она еще раз глянула на коллекцию. Здесь было только двадцать три. Не хватало флэппер. На нее нахлынуло разочарование. Все фигурки были на месте, почему флэппер отсутствовала? Эти фигурки доказывали, что ее мама все еще жила здесь. Отсутствие одежды означало, что она ушла, она ушла в спешке и скорее всего против своей воли. Эта коллекция была для нее важнее всего, даже когда в ее жизни была Эшли.
Она вышла из спальни и заглянула в маленькую ванную. В очередной раз, она была поражена тем, каким маленьким было это здание, коробкой с маленькими комнатками и ванной, втиснутой между гостиной и спальней. Она прошла через гостиную в столовую. Настенные украшения все еще весели на своих местах, но не было фотографий. Через арку поменьше она попала на кухню.
Тогда она осознала, что никто не жил в доме. Не было ни грязной посуды, ни кофеварки на столешнице, ни мятой тряпки на ручке холодильника. Она взглянула наверх. На кухне горел свет. Она начала было поворачивать выключатель, но замерла, прежде чем ее пальцы добрались до него, когда она заметила темное пятно на линолеуме. Она не знала, что это, но ее воображение разыгралось. В сочетании с маминым увлечением самообороной, зловещее пятно испугало ее.
Осталась только одна не проверенная комната. Наверху. Но подождите. Где лестница?
Она вернулась в столовую. В течение первых девяти лет ее жизни, здесь была покосившаяся лестница, всем приходилось проходить под ней, чтобы попасть в коридор и ванную комнату. Теперь она пропала.
– Успокойся, девочка. – Она сказала это вслух, просто чтобы услышать человеческий голос. – Думай как взрослая. Куда могла деться лестница? – Она посмотрела наверх и почувствовала небольшой прилив триумфа, когда увидела короткую веревку, свисающую с металлической петли. Она протянула руку и вытащила веревку.
Скрытая чердачная лестница скрипнула и медленно опустилась, пока лестница не коснулась голого деревянного пола. В детстве, она и не подозревала, что это не постоянная лестница. Она никогда не видела, что бы ее убирали.
– Как же я поднималась и спускалась по этой штуке? Не удивительно, что мои родители никогда не заходили в мою комнату. – Она развернулась немного боком, чтобы поудобнее разместить свое повзрослевшее тело на лестнице и поднялась. Там была лампочка с длинной ниточкой сверху, но когда она за нее схватилась то, пыльная веревка легко порвалась. Она стояла на крошечной площадке, а затем открыла узкую дверь в ее старую спальню.
Свет наполнил комнату. Пыль танцевала в открытом дверном проеме. Ее маленькая кровать была такой же, как она оставила ее несколько лет назад. Когда ее мать вышла из психиатрической больницы, она, должно быть, закрыла комнату и оставила в ней все, как было.
Эшли подождала несколько минут, но никакие чувства не нахлынули на нее. Ни капли грусти при виде ее крошечной комнаты. Теперь она могла видеть, что наклонный потолок не был башней замка, как она думала в детстве. Это была всего лишь крыша. Комната была отделана старым деревом и белой краской, посреди комнаты были развешаны занавески, чтобы отделить спальню от шкафа. Занавеска пожелтела, но на ней еще было видно изображения пони, плюшевых мишек и котят. Она помнила, как папа вешал ее для нее. Должно быть, она переехала в эту комнату, когда переросла свою детскую кроватку. Или возможно это была попытка спрятать ее наверху, вне поля зрения, так ее мама могла отрицать ее существование.