– О, Боже! – Он посмотрел на Дашу. – Этого не может быть!
Даша отвернулась. Пошевелила бедрами, приглашая продолжить. Он грубо впился в губы, вкладывая всю злость от обмана в поцелуй и начал двигаться. Он врезался снова и снова. Пока не задрожал, выгнулся с громким рычанием и упал на Дашу. Она лежала, не двигаясь, боясь пошевелиться. Слезы катились по щекам. Отчаяние снова быть отвергнутой накатило новой волной. Она попыталась выбраться из-под Саши. Он приподнялся на руках. Во взгляде проскальзывала злость, недоверие и предательство. Нет! Она его не предавала. Он не может от нее отвернуться, когда она так сильно в нем нуждается.
Он сел рядом. Одна нога согнута в колене, другая свободно выпрямлена на диване. На члене аллели следы ее крови, подтверждая недосказанность слов. Он провел рукой по волосам, принимая какое-то решение.
– Почему ты ничего не сказала? – Он посмотрел в упор, обвиняющим взглядом. – Почему заставила поверить … поверить … -- Саша замолчал, не смея произнести грубые слова в слух.
– Что у меня было групповое изнасилование? – Саша кивнул. -- Ты сам додумал, то, что не было произнесено. Я не помню ничего, что произошло после того, как я потеряла сознание, а пришла в себя уже в реабилитационном центре.
– Но ты знала, что осталась нетронутой, – Саша искал подтверждения слов в глазах Даши. Она опустила их. – Знала? – Саша кричал.
– Долгое время я сама думала, что меня изнасиловали, но потом врачи все рассказали. Оборонив, что внутренние шрамы заживают быстрее, чем внешние. Лучше изнасилование, которое со временем сотрется из памяти, чем всю жизнь видеть свое отражение и вспоминать муки агонии.
– Почему ничего не сказала?
– А что бы это изменило?
Саша выругался. Встал и начал одеваться. Даша села, завернулась в одеяло, как будто оно поможет скрыть ее тело от позора.
– Что ты от меня ждешь? – Слезы жгли глаза, но она призвала всю свою волю, чтобы сдержаться. – Когда я очнулась на больничной койке, все тело находилось в агонии. Каждая клеточка кричала от боли. Все тело представляло собой одно кровавое месиво. Врачи буквально вытащили меня с того света. Ты не представляешь, сколько я перенесла операций, чтобы восстановить функциональность организма. После каждой такой операции мне хотелось выть, кричать от раздирающей пополам боли. У меня в палате не было ни одного зеркала, так как я их все разбила. Я не могла смотреть на себя без содрогания и отвращения. Мне было противно видеть свое отражение в зеркале. – Ей даже удалось усмехнуться. – А мои драгоценные родители просто вычеркнули меня из своей жизни. – В ее словах послышалась горечь. – Я им стала не нужной. Испорченным товаром. – Она покачала головой, отгоняя старые воспоминания. – Долгие годы я потратила на восстановление душевного спокойствия. Девчонки по комнате в общежитие, устав от моих криков по ночам, пожаловались комендантше, за что меня вышвырнули на улицу. Если бы не Ольга, я не знаю, как бы выжила. – Она, наконец, посмела посмотреть Саше в глаза. – Все отказались от меня, все, все отвернулись. Что? Что ты ждал от меня? – Кричала она.
Ответа она и не ждала. Она прошмыгнула на кухню в поисках сигарет. Она дрожала и никак не могла прикурить. Что он сейчас подумает о ней? Она смотрела в окно, как восходит солнце, как потихоньку город приходит в движение. Сегодня воскресенье, мелькнула у нее мысль. Завтра на работу. Она разбита, предана и ей не хочется жить. Сможет ли она вынести этот день и не свести счеты с собой?
Она повернулась на мужской голос. Он стоял в проеме кухни, опираясь на косяк.
– Прости, если причинил боль. – Он действительно сожалел.
– Уходи, ты получил, что хотел. Извини, если разочаровала тебя.
Даша гордо подняла подбородок. Оправдываться она не собирается.
Саша оттолкнулся от косяка и направился решительным шагом в ее сторону.
– Убирайся, я сказала! Мне не нужна твоя жалость.
Саша подошел, обнял, поглаживая израненную спину. Он проводил пальцами по каждому шраму, чувствуя ее боль. Даша оттолкнула его. От резкого движения бедром ее пронзила боль между ног. Она поморщилась.
– Саша, уходи, пожалуйста, не усугубляй свое положение еще больше.
Ей хотелось, чтобы он успокоил ее. Сказал, что не злиться на нее. Что наоборот счастлив получить в дар ее невинность. Она живет не в средневековье. Наверное, сейчас мужчины этого не ценят.
Он ничего не ответил, собрал разбросанные по полу вещи, надел ботинки и ушел, громко хлопая дверью. Как закрыла дверь и оказалась в ванной, она не помнила. Очнулась, когда слезы закончились, и осталась одна пустота. Ополоснулась и упала прямо в халате на кровать. Сил не было менять простынь, где виднелись следы потери ее невинности. От халата тоже не хотелось избавляться. Это как мамины руки, которой по-настоящему никогда не было. Она сильнее закуталась в махровый халат и свернулась калачиком, чувствуя свою ненужность. Почему он не остался? Почему не сказал, что восхищен? Что больно бывает только первый раз, а потом он поднимет ее на крыльях блаженства. И они вместе улетят к звездам. Но он ушел. Она же говорила себе, нельзя ему доверять.
Глава 16
Проснувшись утром на следующий день от надрывающегося будильника с больной головой и опухшим лицом, Даша вспомнила, что натворила вчера. С трудом вылезла из-под теплого одеяла. Прошла на кухню и поставила вариться кофе, думая, как поступить дальше. Тело ныло, промежность болела. И стоили такие мучения, мгновений наслаждения? Стоили! Она не сомневалась, что поступила бы точно также, если вернуть день назад. Она вспоминала нежные руки и мощное тело. Но стоило затронуть его резкое вхождение, как Даша поморщилась от боли и унижения, которое последовало впоследствии.
Надо выпить кофе и таблетку от головной боли. Привести в порядок свое изувеченное тело и душу, и к студентам. Только они развеют усталость и одиночество, как спасали уже не раз. При воспоминании о лекциях, Даша улыбнулась. Студенты, как маленькие дети, ждут поощрения. И они такие доверчивые.
Даша очнулась от воспоминаний, когда что-то зашипело. Черт! Кофе убежал. «Надо взять себя в руки.» – Уговаривала себя Даша. Больше он не появится в ее жизни. Он получил то, что хотел. От таких мыслей на сердце стало еще тяжелее. Врачи бывают, правы, внутренние раны заживают быстрее, чем внешние. И ее жизнь затянется прежним одиночеством. Даша вздохнула. Проблески света и счастья маячившие, на горизонте погасли, не успев разгореться. Ей снова захотелось плакать от жалости к себе.
Она залпом выпила остывший кофе, отказавшись от любимых бутербродов. Желудок сводило от сдерживаемых эмоций. Надо избавиться от хандры. Быстрее в институт. Там любимая работа. Там Ольга! Черт! Вчера она уехала ничего, не объяснив. Сегодня Оля будет приставать с вопросами. К черту все. Она укроется в аудитории с контрольными работами должников. Наметит план работы, который не могла составить. Наметить темы ближайших лекций. Что-нибудь придумает. Придя к твердому решению не думать о прошлом и будущем. О Саше и их недосказанных словах. Ни о чем, что могло потревожить и так растревоженное сердце.
Войдя в ванную комнату, Даша осмотрела свое припухшее лицо. Кроме грустных опухших глаз никаких изменений не виделось. Тело непривычно ныло от неудовлетворенности. Даша посмеялась. Саша так и не подарил, то наслаждение, которое обещал. Только боль и стыд.
Каждый шаг отдавался болью в промежность. Даша вздохнула. Она же знала или могла предполагать, что первый раз не бывает безоблачный, как пишут в любовных романах. Она еще раз вздохнула. Времени стоять и осматривать себя в зеркале, нет. Она быстро привела себя в достойный вид. Волосы закрутила в тугую култышку на макушке. На лицо пришлось нанести полный боевой окрас, чтобы скрыть припухлости. И главное костюм надо светлый, чтобы не было видно бледности лица. После всех манипуляций, Даша осталась довольна собой. «Хоть раз в жизни появлюсь, как разукрашенный попугай. – Подумала она. – Пускай судачат, для безупречной репутации можно один раз оступиться.»