Я нажала на ручку и, толкнув красивую дубовую дверь, сказала:
– Входите, открыто.
Если честно, то я предполагала увидеть кого-то из соседей. Это могла быть Диана Ловиткина с пятого участка или Карина Бурмака из девятого дома, которой я вчера пообещала дать рецепт ватрушек. Не исключен был и визит Ани с другого конца поселка. У Анечки есть пятилетняя дочь Машенька, девочка очень плохо ест, и если маме удается впихнуть в малышку обед, то в качестве награды за проявленное терпение ее приводят к нам – посмотреть на собак.
Но на крыльце стояла незнакомая женщина лет пятидесяти.
– Здравствуйте, – с удивлением приветствовала ее я. – Вам кого?
Незнакомка отреагировала странно. Она вздрогнула и спросила:
– Вы кто?
– Меня зовут Евлампия, но лучше обращаться просто Лампа, – ответила я, разглядывая даму.
Одета та была не совсем по погоде: теплое темное пальто не лучшего качества, старомодная шапка из мохера и не очень чистые сапоги черного цвета на так называемой «манной каше». В руках нежданная гостья держала нечто, смахивающее на мешок из брезента.
– А где Вета? – задала следующий вопрос женщина. – И Федор Сергеевич?
Я растерянно заморгала.
– Простите, вы, наверное, ошиблись адресом.
– Нет, – возразила гостья, – я отлично его знаю. Я провела здесь все свое детство. Хорошо помню, как старый деревенский дом постепенно превращался в коттедж… Он мало изменился, хотя цвет уже не темно-бордовый, а зеленый и вторую веранду пристроили.
– Вы жили в Мопсине ребенком? – переспросила я. – Это дом вашего детства?
Незнакомка кивнула.
– Верно. Мне тридцать три, и восемнадцать из них я жила здесь.
– Вам тридцать три года? – неприлично удивилась я, окидывая взглядом чуть сутулую фигуру.
– Что, я так плохо выгляжу? – без тени кокетства улыбнулась незнакомка. – Приехала издалека, в дороге, в общем вагоне, устала, да и помыться негде было. Веты нет?
– Здесь такие не живут, – растерянно сообщила я. – Все же скажите, как вас зовут?
– Таня Привалова, – представилась женщина. – Что случилось с Ветой?
Я посторонилась.
– Заходите… Надеюсь, собак вы не боитесь? Наши псы мирные, им и в голову не взбредет кого-нибудь укусить.
Татьяна шагнула в холл, секунду постояла в молчании, потом сказала:
– Здесь висело зеркало, а там был встроенный шкаф, его Федор Сергеевич сам соорудил. Вы его выломали?
– Нет, – ответила я, – когда мы приобрели дом, он был без мебели. Хотя, конечно, ремонт сделали.
– Ясно, – кивнула Таня. – Значит, Вета его продала.
– Хозяйку звали иначе, – возразила я. – Она то ли графиня, то ли княгиня, точно не помню, живет за границей. Я никогда владелицу коттеджа не видела, та прислала адвоката, он за нее бумаги оформлял.[1]
Татьяна стала комкать лямку мешка, который держала в руке.
– Понятно, – прошептала странная гостья. – И что же мне теперь делать? Думала, все по-прежнему тут живут, вот и заявилась в гости. Наверное, следовало предупредить, но номера телефона-то у меня нет. Или телеграмму можно было послать, но я не додумалась.
Я молча смотрела на расстроенную женщину. Первым желанием было сказать: «Оставайтесь, угощу вас чаем, а там сообразим, как поступить. Дом большой, места много, у нас две комнаты свободны». Но я представила, что услышу вечером от Володи Костина и от Сережки, когда они узнают, что я приголубила совершенно незнакомого человека, и прикусила язык.
– Наверное, мне надо уйти, – растерянно сказала Таня, – уж извините, что свалилась вам на голову. Еще раз простите. А… а не дадите мне стакан воды? Очень пить хочется.
Я быстро сбегала на кухню и принесла бутылку минералки.
– Ой, зачем такую дорогую? – испугалась Татьяна. – Сошла бы и из-под крана.
Похоже, беднягу на самом деле мучила жажда – гостья в несколько глотков осушила бутылку и вытерла губы тыльной стороной ладони.
– Ну спасибо! Теперь и есть расхотелось.
Я невольно задержала взгляд на изящной кисти, кожа которой была покрыта цыпками, и помимо воли спросила:
– И какие у вас дальнейшие планы?
Таня переступила с ноги на ногу.
– Ну… на работу наймусь… Я много чего умею – штукатурить, плитку класть, даже с сантехникой справлюсь, унитаз там установлю, раковину повешу, стиралку подключу… Не пропаду! Пока в поезде ехала, народ говорил, что в Москве много домов возводится, так что где-нибудь устроюсь.
– У вас есть деньги? – поинтересовалась я.
– Вообще-то, если честно, в дороге я немного поиздержалась, – призналась Татьяна. – Поезд был не скорый, на каждой станции тормозил, поэтому четверо суток до столицы тащился. Я думала, сэкономлю, билет на экспресс дороже, но получилось наоборот. Питаться-то надо! Уж когда в Москву прибыли, я сообразила: а как в Мопсино добраться? На электричке можно зайцем доехать, но в метро без оплаты не пустят… Огляделась по сторонам, увидела, что к ларьку машина с пивом прибыла, ну и предложила свою помощь по разгрузке. Мне пятьдесят рублей дали. Предлагали еще и бутылку, но я не пью. Хватило и на метро, и на билет до Мопсина, а вот на воду уже не осталось.
– Раздевайся и иди на кухню, – улыбнулась я. – Или хочешь сначала в душ?
– Вы чего, меня в гости зовете? – округлила глаза Таня. – Мне заплатить нечем!
– Мы комнаты не сдаем, – возразила я, – гостей даром пускаем.
Глава 2
После того как Таня вымылась и поела, она словно помолодела лет на десять. А когда я дала ей старое домашнее платье Юли, стало понятно, что вид дамы предпенсионного возраста ей в основном придавал неуклюжий наряд. Оставалось лишь удивляться, где Привалова раздобыла жуткое пальто, шапку и ужасную темно-синюю хламиду с нагрудным карманом, которая обнаружилась под верхней одеждой. В симпатичном платье, давно надоевшем жене Сережки, Татьяна превратилась почти в красавицу. Лицо осталось прежним, с ввалившимися щеками и курносым носом, зато фигура была выше всяческих похвал: стройная, с осиной талией.
Быстро поглощая бутерброды с колбасой, Таня рассказала свою историю.
Ее отец, Федор Сергеевич, работал в НИИ, мать, Ирина Павловна, в отличие от мужа, кандидата наук, была простой лаборанткой в поликлинике. Она постоянно болела и в конце концов скончалась. Вдовец горевал недолго – не прошло и трех месяцев, как он женился на своей коллеге с необычным именем Иветта.
Близким друзьям, несколько шокированным таким оборотом дела, Федор Сергеевич сказал:
– Таня школьница, один я ее не подниму, бросить работу и заняться воспитанием дочери не могу. А у Веты есть сын, Миша, он совсем маленький. Ясен расклад?
Иветта в одночасье ощутила себя хозяйкой большого дома, который ее муж получил в наследство от первой супруги, и начала переделывать жилище по собственному вкусу. Двадцатипятиметровую детскую Танечки перегородили стеной. В большей части, с окном, поселили Мишу, в меньшей, без дневного света, – Таню. Вета очень оберегала покой мужа, поэтому если дочь пыталась прорваться к отцу с тетрадками или дневником, мачеха твердо говорила:
– Не сейчас! Папа хочет отдохнуть.
Пока Таня училась в четвертом, пятом, шестом классах, она не задумывалась о своем положении, но, чуть повзрослев, вдруг задалась вполне естественными вопросами. Почему она спит на раскладушке в душной каморке, а Миша на удобной кровати в просторной комнате? Отчего ей давно не покупали новой одежды? Все платья стали девочке малы, юбки коротки до неприличия, а рукава едва закрывали локти. У отца нет времени на общение с родной дочерью, но с пасынком Мишей он часто ездит на рыбалку… Таню ругают за четверки, а брата хвалят за тройки… Справедливости ради следует отметить, что и при жизни Ирины Павловны Федор Сергеевич мало интересовался дочерью. Приваловы не ходили совместно в театр, не принимали гостей и не обсуждали сообща возникшие проблемы. Мама и Танечка были сами по себе, папа предпочитал проводить вечера в одиночестве, в кабинете. Если дочь просовывала в комнату голову и пыталась затеять с отцом разговор, как правило, она слышала в ответ строгое замечание:
1
Как Лампа и члены ее семьи получили дом в Мопсине, читайте в книге Дарьи Донцовой «Фанера Милосская», издательство «Эксмо».