Письмо графа Поля де Манервиля маркизу Анри де Марсе.
«Анри, мне придется поделиться с тобой самой тягостной вестью, какую можно сообщить другу: я разорен. Когда ты прочтешь эти строки, я буду уже в Бордо, готовясь отплыть в Калькутту на „Прекрасной Амели“. Ты найдешь у своего нотариуса договор, нуждающийся только в твоей подписи, чтобы войти в законную силу, — фиктивный договор, согласно которому я сдаю тебе в аренду свой особняк сроком на шесть лет; подтверди фиктивность этого договора письмом на имя моей жены. Я был вынужден прибегнуть к этой предосторожности, чтобы Натали могла оставаться в нашем доме, не боясь, что его отберут. Затем я уступаю тебе права на все доходы с моего майората за ближайшие четыре года и взамен этого прошу тебя одолжить мне полтораста тысяч франков, послав вексель на эту сумму через какой-либо бордоский банк на имя Матиаса. Моя жена даст тебе поручительство, оно послужит добавочным обеспечением. Если же доходы с майората возместят эту сумму раньше, чем я предполагаю, то мы сочтемся, когда я вернусь Деньги, которые я прошу тебя мне ссудить, нужны мне для того, чтобы попытать счастья Хорошо тебя зная, я уверен, что без лишних слов получу их от тебя накануне своего отъезда из Бордо. Я поступил точно так же, как ты сам поступил бы на моем месте. Я крепился до последней минуты, и никто не подозревал о моем разорении. Затем, когда по Парижу распространился слух об аресте, наложенном на мою недвижимость, я достал под вексель сто тысяч и решил попробовать счастья в игре. Случай мог бы меня спасти, но я проиграл. Каким образом я разорился? По доброй воле, дорогой Анри. С первого же дня я видел, что мы живем не по средствам; я заранее знал, к чему это приведет, и закрывал глаза, так как не в силах был сказать жене;
«Уедем из Парижа, поселимся в Ланстраке!»
Я разорился из-за нее, как разоряются из-за любовницы, и вполне сознательно. Скажу прямо, я не глупец и не безвольный человек. Глупец поддается власти любви не с открытыми глазами, и у человека, который, вместо того чтобы пустить себе пулю в лоб, едет в Индию с намерением поправить дела, есть мужество. Я вернусь богатым или не вернусь совсем. Но, друг мой, богатство нужно мне только для Натали; я не хочу оказаться в глупом положении, а между тем мне предстоит пробыть в отсутствии шесть лет; поэтому я отдаю жену на твое попечение. Ты пользуешься достаточным успехом у женщин, чтобы не волочиться за нею и тем самым доказать мне всю силу связывающей нас дружбы. Я не мог бы найти для Натали лучшей охраны. Если бы у нас были дети, это спасло бы ее от опасности увлечься кем-нибудь, но детей у нас нет.
Знай, голубчик, что я люблю Натали до безумия, до самозабвения, до самоуничижения. Мне кажется, я простил бы ей даже измену, не потому, что всегда мог бы отомстить своему оскорбителю хотя бы ценою жизни но потому, что готов покончить с собой, лишь бы она была счастлива, раз моя любовь ей счастья не приносит. Но мне нечего бояться. Натали питает ко мне чувство искренней дружбы; оно возникает помимо любви, но укрепляет ее. Я обращался с женой, как с избалованным ребенком, и с такой радостью приносил ей жертвы, одну за другой, что она была бы чудовищем, если бы обманула меня. Любовь за любовь… Увы, признаюсь тебе во всем, дорогой мой Анри! Я только что написал ей письмо, написал, что уезжаю со спокойным сердцем, полным надежд, что меня не терзают ни сомнения, ни страх, ни ревность… словом, письмо в таком же духе, как пишет сын, намереваясь скрыть от матери, что идет на смерть. Боже мой, де Марсе, ведь у меня в душе — ад, ведь я — самый несчастный человек на свете! Но ты один услышишь горестные возгласы, скрежет зубовный и рыдания отчаявшегося влюбленного. Признаюсь, я предпочел бы, если бы это было возможно, шесть лет подметать улицу под ее окнами, чем вернуться миллионером ценою шестилетней разлуки.
Мною овладела жестокая тоска, я буду невыносимо страдать, пока ты не напишешь о своем согласии принять мое поручение, которое один только ты можешь взять на себя и выполнить. О дорогой мой де Марсе, я не могу жить без этой женщины, она нужна мне, как воздух, как свет. Оберегай же ее, чтобы она осталась мне верна, хотя бы поневоле. Тогда я буду все-таки хоть чуточку счастлив. Стань ее покровителем, я всецело тебе доверяю. Докажи ей, что изменить мне было бы вульгарно, ведь это значило бы походить на Других женщин; докажи ей, что, оставшись мне верной, она поступит умно У нее достаточно денег, чтобы продолжать вести праздную и беззаботную жизнь; но если она в чем-нибудь станет нуждаться, если у нее появится какая-нибудь прихоть — будь ее банкиром, не бойся ничего, ведь я вернусь богачом Впрочем, мои страхи, разумеется, неосновательны. Натали — ангел, воплощенная добродетель. Когда Феликс де Ванденес, страстно влюбившись в нее, стал за ней ухаживать, мне стоило лишь намекнуть моей Натали на опасность, угрожающую ей, и она так горячо меня благодарила, что я был тронут до слез. Она сказала, что если Феликс внезапно перестанет у нас бывать, то это повредит ее репутации, но она сумеет постепенно отдалить его от нашего дома. И в самом деле, она стала обращаться с ним очень холодно, и все окончилось как нельзя лучше. За все четыре года у нас больше не было ни одной размолвки, если только можно назвать размолвкой этот дружеский разговор.
Итак, дружище Анри, прощаюсь с тобой, как подобает мужчине. Несчастье обрушилось на меня. По какой бы то ни было причине, но оно совершилось, я разорился дотла. А нужда и Натали несовместимы. Впрочем, мой актив в точности соответствует пассиву и никто не останется в претензии. Но если, вопреки ожиданию, будет поставлена под угрозу моя честь — рассчитываю на тебя.
Если случится что-либо серьезное, ты можешь писать мне в Калькутту, на имя губернатора; я в дружеских отношениях с его семьей, и мне будут передавать письма, полученные для меня из Европы. Надеюсь, дорогой Друг, что, вернувшись, я увижу тебя все тем же: любящим насмехаться надо всем на свете и, тем не менее, способным понять чувства другого, когда они созвучны твоей благородной душе.
Ты остаешься в Париже! А я в тот момент, когда т» будешь читать эти строки, воскликну: «Вперед, на Карфаген!»
Ответ маркиза Анри де Марсе графу Полю де Манервилю
«Итак, граф, тебя постигло фиаско, будущий посланник потерпел крушение… Нечего сказать, хороши твои дела! Зачем, Поль, ты все от меня скрывал? Если бы ты молвил мне хоть словечко, бедняга, я живо вывел бы тебя из заблуждения. Твоя жена отказалась за тебя поручиться… Уж это одно должно открыть тебе глаза. А если этого недостаточно, то узнай, что векселя твои были опротестованы по требованию некоего Лекюйе, бывшего письмоводителя бордоского нотариуса Солонэ. Этот подающий надежды ростовщик, приехавший из Гаскони обделывать свои грязные делишки, — подставное лицо твоей почтеннейшей тещи: ведь в действительности именно ей ты выдал вексель на сто тысяч франков, хотя добрая женщина отсчитала, говорят, лишь семьдесят тысяч По сравнению с г-жой Эванхелиста папаша Гобсек — добрый дядюшка из мелодрамы, ванильное пирожное, болеутоляющее питье, бархат, пух! Имением Бельроз завладеет твоя супруга; маменька дает ей денег для оплаты разницы между той ценой, по какой оно пошло с торгов, и ее долей во владении. Сама г-жа Эванхелиста прибрала к рукам и Грассоль, и Гюадэ, да и закладными на твой дом в Бордо завладела она же — через подставных лиц, найденных все тем же Солонэ. Таким образом, эти очаровательные создания будут получать вдвоем сто двадцать тысяч дохода — именно такую сумму приносили твои имения; прибавь к этому тридцать с чем-то тысяч дохода с принадлежащих этим кошечкам облигаций казначейства. К чему мне было поручительство твоей жены? Вышеупомянутый Лекюйе сегодня утром явился ко мне, предлагая вернуть все, что я тебе одолжил, с тем, разумеется, чтобы я перевел на его имя твои долговые обязательства. Ведь твоя теща располагает вином 1825 года, хранящимся в твоих же погребах в Ланстраке; его вполне достаточно, чтобы уплатить мне. Обе женщины действуют с тем расчетом, что ты уже находишься в открытом море; но я посылаю это письмо с нарочным, чтобы ты успел последовать моим советам.