— Они были женаты двенадцать лет, и многие считали их идеальной парой.
— В самом деле? — полюбопытствовал он.
— Они не были безумно влюблены друг в друга, но были вполне счастливы вместе. Мама играла в теннис и занималась благотворительностью, а отец с головой окунулся в работу. Они почти никогда не ссорились. Мама, правда, обижалась, что отец не любит сопровождать ее на многочисленные светские приемы, но он очень уставал и к вечеру был как выжатый лимон. Отец довольно замкнутый человек, и ему постоянное пребывание на людях не доставляло удовольствия, а мама без этого жить не могла. Вот единственное разногласие… Больше я ничего не припомню. Они иногда ссорились из-за нас, но это было несерьезно.
— И это все? — Дональд был озадачен.
— Пожалуй, да. Когда мы вернулись из Греции, няня сообщила нам, что родители решили развестись. Больше нам так ничего и не объяснили. О том, что послужило причиной, я узнала случайно из разговора мамы с нашей няней Джинни. Они говорили о том, что у отца кто-то есть. До того, как мы встретили тебя на пароходе, это было единственным, что я знала о событиях тех лет.
— Но ты знала, что это моя мать?
— В том-то и дело, что нет. Я не знала ни имени, ни фамилии любовницы отца. От нас все скрывали. Отец уехал, а мать никогда не заговаривала на эту тему. Теперь ты понимаешь, почему я пошла в библиотеку?
— Допустим. Но если все это правда, как объяснить то, что произошло на пароходе? Николь мне все рассказала, — упорствовал Дональд.
— Я не хотела об этом говорить, но если иначе тебя убедить нельзя… Николь знала то, чего не знала я. Мама была с нею более откровенной. Познакомившись с тобой и боясь, что, узнав, кто мы такие, ты не захочешь разговаривать с нами, она скрыла это и от тебя, и от меня.
— Но Николь сказала, что все было наоборот. Это ты…
— Я знаю. Сегодня она мне во всем призналась. Она начала ревновать и решила разлучить нас таким образом.
— Значит… она меня обманула?!
Дональд начал понимать странное поведение Николь в тот день, когда она осталась в его квартире на ночь… Она все подстроила. Каким же он был дураком, что не догадался! Николь умнее, чем он думал, гораздо умнее. Сначала он рассердился, но потом испытал нечто вроде уважения к Николь. Как тонко она все это провернула, он даже ей поверил. Но что могло заставить ее признаться Айрин? Скорее всего она поняла, что никогда его не любила.
Дональда это уже не слишком волновало. Он наконец вздохнул с облегчением, радуясь, сам не зная, чему. На какой-то миг он даже забыл, чья дочь Айрин, с такой нежностью вновь потянувшись к ней. Доверие было почти восстановлено. Но это «почти» всегда будет между ними.
— Айрин, я согласен с тобой. Мы должны докопаться до правды.
Она улыбнулась. Дональд вспомнил, когда видел эту ее улыбку — под звездами, совсем близко к ним, они плыли, держась за руки, и были ближе, чем когда-либо.
— Я знала, что ты меня поймешь.
— Если бы я мог знать, что это неправда…
— Сейчас это неважно.
— Хорошо. Но ты действительно не знала о моем отце?
— Нет. Николь сказала мне в наш последний вечер на пароходе.
— Об этом писали тогда все газеты.
— Мать не показывала их нам.
— Естественно, я должен был об этом подумать. Тебе ведь было всего девять лет, — сокрушенно вздохнул Дональд.
— Я рассказала тебе все, что знаю. Теперь твоя очередь.
— Пойми меня, Айрин… это слишком тяжело.
— Кто знает, может, тебе станет легче… Попробуй, — подбодрила она.
— Мои родители не очень любили друг друга… Точнее, просто едва выносили. Они жили вместе ради меня… или ради своей репутации.
— Ты говоришь о матери?
— Да, о ней… Для нее это было частью имиджа. Мать всегда хотела казаться публике и поклонникам образцом добродетели. В журналах печатали фотографии, где мы втроем — просто эталон счастливого семейства. Я всегда жалел своего отца. Его карьера не очень удалась, но он любил меня. Я для него был важнее работы, в отличие от матери. Та вечно была занята и отсутствовала месяцами.
— Она не интересовалась тобой? — удивилась Айрин.
— Да нет, не могу этого сказать. В раннем детстве… лет до четырех она была всем для меня. Но потом, когда мать вдруг прославилась, получив первого «Оскара», она проводила со мной все меньше времени. Кончилось тем, что она жила только своей работой.
— Это твое мнение?
— Что ты имеешь в виду? — нахмурился Дональд.
— Может быть… тебе кто-то внушил эту мысль?
— Я понимаю, к чему ты клонишь, но…
— Есть много способов вызвать к себе жалость своего ребенка, вдобавок пробудив в нем неприязнь к другому родителю. Для этого не обязательно действовать прямо, можно идти от противоположного — ни на что не жаловаться, изображать стоицизм и проявлять великодушие и терпимость. Эффект будет тот же — один из родителей предстанет в глазах ребенка мучеником, а другой — тираном.