— Он ждет меня… дай мне… он меня ждет, а я… я опаздываю… а если он перестанет приходить… ты должна мне дать… я опаздываю…
Бэрил говорила каким-то чужим голосом, как будто время повернуло вспять и она превратилась в пятилетнюю испуганную девочку. Это был голос ребенка, которым она когда-то была. На нее было жутко смотреть.
Джинни сделала знак Николь, и они обе вышли в коридор.
— Идем ко мне. — Джинни увела ее вниз в свою комнату, где иногда ночевала, если ей приходилось задерживаться допоздна в их доме.
— Мать принимает транквилизаторы?
— Николь, подожди…
— Так вот что с ней! Она наркоманка?
— Я пыталась, делала все, чтобы ее отучить… Я не хотела, чтобы вы знали.
Николь в изнеможении опустилась на стул.
— Джинни, когда это началось?
— Не знаю, милая. Действительно не знаю.
— Расскажи то, что ты знаешь, — попросила Николь.
— Я обнаружила это два года назад. Бэрил прятала таблетки в своей косметичке, а я случайно уронила ее на пол и наткнулась на пузырек, когда собирала содержимое. И тогда мне показалось… Словом, я взяла одну таблетку и дала мужу, он же фармацевт. То, что он сказал, меня ошеломило. Я думала, что это просто снотворное… Я и представить себе не могла…
— Ясно. — Николь вспомнила странное поведение матери, казавшееся необъяснимым раньше. Теперь все встало на свои места. Джинни знает о том, что Бэрил наркоманка, два года. Но сколько это продолжалось до того, как она нашла таблетки?
Николь любила мать, и ей было сейчас так больно, что она забыла мимолетное воспоминание, промелькнувшее тенью, когда мать повторяла бессвязные слова как мучительное заклинание: «Он меня ждет… я опаздываю… если он перестанет приходить…» В ту минуту Николь это что-то напомнило. Но под непомерно тяжелым грузом, сдавившем ее сердце, она была не в состоянии сосредоточиться ни на одной мысли, кроме осознания страшной истины, открывшейся ей этой ночью.
— Почему ты вернулся, не дождавшись утра? Я думала, ты переночуешь у матери, — поинтересовалась Айрин, блаженствуя в его объятиях.
— Ты жалеешь, что я вернулся? — с улыбкой спросил Дональд.
— Нет. Я жалею, что мы потеряли столько времени.
— Всему свое время и место.
Айрин приподнялась под одеялом и сжала его виски ладонями. За окном посветлело.
— Ты еще любишь меня?
— Больше, чем ты, — засмеялся Дональд. — Я остался бы в этой постели навсегда, а ты торопишься в Лос-Анджелес.
— Я не так уж тороплюсь. — Ее волосы пышной волной упали на его лоб. Дональд взял прядь и нежно поднес к губам. — Мы могли бы подождать до обеда. В два часа есть рейс, — сказала Айрин, поглаживая его щеки.
— Давай полетим в три. — Дональд снова обнял ее.
Прошедшая ночь была откровением. Они узнавали друг друга, купаясь в бездонном море любви, с наслаждением внимая каждой его капле.
Лучи солнца увлекли их в новую ослепительную бездну, прозрачную и до боли нежную, безудержно прекрасную.
— Стив? Понятия не имею, где он, — заявила растрепанная крашеная блондинка лет сорока, запахивая засаленный халат. Она была явно навеселе. С первых секунд, когда эта женщина открыла им дверь небольшого коттеджа, они почувствовали запах перегара.
— Он на работе? — спросил Дональд.
— Что? Да вы в своем уме, молодой человек? Я не припомню, когда Стив в последний раз работал. Поищите в баре на соседней улице, наверняка там околачивается с дружками, если еще не подцепил какую-нибудь шлюху.
— Простите… вы его жена? — спросила Айрин.
— Да уж, повезло мне с мужем, ничего не скажешь. У вас обоих приличный вид, что у вас может быть с ним общего?
— Нам просто нужно поговорить с ним, — ответил Дональд.
— Вы случайно не из полиции? — Миссис Уиллогби подозрительно сверлила их маленькими глазками.
— Нет, что вы… А что, к вам приходили из полиции? — спросила Айрин.
— Было дело… Он иногда спьяну что-нибудь выкинет… ну, стекло разобьет в витрине булочной или драку учинит… так, пустяки. А может, вы из налоговой службы или…
— Да нет, не волнуйтесь, миссис Уиллогби. Мы по поводу общих знакомых… просто поболтать с вашим мужем.
Она была такой отупевшей от алкоголя, что проглотила их невнятные объяснения и даже взялась проводить их к мужу.
По дороге в бар жена Уиллогби, сменившая грязный халат на джинсы и яркую майку, продолжала жаловаться на жизнь, время от времени поглядывая в витрины на свое отражение и кокетливым жестом поправляя волосы.