Они долго молчали. Бэрил больше не плакала, она была необыкновенно спокойна, как человек, которому больше нечего терять и, значит, нечего и бояться.
— Знаешь, Айрин, ведь мне не раз хотелось покончить с собой. Я думала, что таким образом обрету Фрэнка. Но в то же время я не была уверена, что другой мир, потусторонний, действительно существует, и боялась убить нас обоих.
— Я это знаю.
Айрин мгновенно вспомнила одно из писем, так испугавшее ее и Николь.
— Со временем созрела мысль, — продолжала Бэрил, — что это я убила Фрэнка. Мне иногда казалось, что я спасла его, уничтожив его физическую оболочку… Звучит так, как будто я сумасшедшая, я знаю. Но я убедила себя в этом.
Бесконечные самооправдания и покаяния, пронизывающие дневник, стали понятны Айрин. Они с Николь перебрали множество вариантов, но им и в голову не приходило, что разгадка все это время была у них под носом.
— Не надо больше ничего говорить, мама. Тебе необходим отдых. — Айрин успокаивающе погладила мать по руке.
— У меня к тебе просьба, Айрин. Не говори Николь, что она не дочь Дэна, и ему самому тоже. Я не хочу, чтобы они страдали.
— Хорошо, мама. Не скажу, — пообещала она.
«Самое удивительное в этой истории, — подумала Айрин, — то, что мама и Фрэнк Грэхем разыграли весь спектакль, заставив других поверить, что у отца и Синтии роман. Но им даже в голову не пришло, что те двое действительно полюбили друг друга». Что ж, теперь у них нет причин считать себя виновными в чем-либо, и, возможно, они перестанут скрывать свои чувства, как делали это долгие годы. По крайней мере они могут быть счастливы так, как этого заслуживают.
Для Айрин эта история полностью завершилась. Она обрела покой, но потеряла надежду на счастье.
Дональд любит отца и не поверит истории, которую поведала Бэрил, и, уж конечно, не поверит в случайность его смерти. Для него Бэрил — коварная интриганка и убийца. Что бы ни говорила ее мать, он сочтет это грязными инсинуациями, направленными на одно — оправдать себя и свалить вину на того, кто мертв и потому беззащитен против любой самой чудовищной клеветы.
Позже, когда она сможет себе это позволить, она выплачет переполняющие ее слезы до конца, чтобы навсегда освободиться от пустых сожалений и вспоминать об их единственной ночи с Дональдом легко и радостно. Она знала, что сможет это сделать.
Айрин обнаружила в себе огромную внутреннюю силу, о которой и не подозревала раньше. Она знала, что теперь никогда не покинет мать. Айрин поняла, что спасти Бэрил от самой себя способна только она. Ни Джинни, ни Николь, ни врачи — никто не в состоянии понять Бэрил до конца и помочь ей выбраться из тупика, поверить в себя.
— Мама, скажи мне честно… почему ты решила признаться именно мне? — Айрин решила выяснить мучивший ее вопрос.
— Все-таки я немного знаю тебя, Айрин. Не очень хорошо, но достаточно, чтобы понять, что в тебе найдутся силы, чтобы перенести удар и великодушие, чтобы понять и, возможно, простить меня. И, может быть, во мне сработал животный инстинкт самосохранения, и я повисла на тебе, чтобы выжить. Теперь ты от меня не отделаешься. Когда я боюсь, я вцепляюсь в кого-нибудь мертвой хваткой.
— Не надо больше бояться, мама. Теперь все будет в порядке, — пообещала Айрин.
— Ради этих слов стоило все начинать. — Бэрил закрыла глаза и откинулась на подушки. Силы ее были на исходе. Начав дремать, она пробормотала сквозь надвигающийся сон: — Я люблю тебя, моя малышка.
Покидая эту комнату, Айрин еще не могла разобраться в своих чувствах. Смертельная усталость не оставляла в ней места ни мыслям, ни чувствам, ни эмоциям.
— Айрин! — услышала она голос Джинни. — Бэрил не спрашивала…
— О чем?
— Понимаешь… старая тетрадка… какие-то письма подруги… Года два назад Бэрил было плохо, вроде того, что сегодня ночью. Я прибежала, а она сунула мне в руки какие-то бумаги и повторяет, как в бреду, что это письма подруги и их надо получше спрятать. Я потом пошла зачем-то на чердак и спрятала там тетрадь. Вскоре хватилась, а ее там нет. Думала, Бэрил нашла и забрала опять. Сегодня вдруг она ни с того ни с сего стала спрашивать об этих письмах, а я не знаю, что и сказать. Я ведь была уверена, что она у Бэрил.