– Дорогая, ты же знаешь, что я люблю только тебя. Сейчас моей дочери десять лет. В шестнадцать ее характер полностью сформируется и я смогу оформить наши отношения по закону. А пока я ведь всегда рядом, верно?
– Верно, – кивала я, наслаждаясь его взрослой стабильностью и уверенностью в себе. В самом деле, мы с ним жили фактически семьей. Он снимал двухкомнатную квартиру на Юго-Западной, где я была эдакой порхающей с ветки на ветку беззаботной хозяйкой. Два или три раза в неделю он приезжал и ночевал со мной, обычно это были будни. В остальные дни я принимала у себя многочисленных подруг, с которыми мы предавались гаданиям и всякой астрологической чуши, от которой получали неземное наслаждение.
– Когда вы поженитесь? – постоянно спрашивала меня мать, пока мне не надоело. Тогда я сказала ей, что мы с Олегом Петровичем УЖЕ поженились.
– Мы поженились в прошлом году, – беззаботно прощебетала я в трубку, чувствуя, что мои щеки пунцовеют от стыда.
– Как это? – опешила мама.
– Он не хотел, чтобы это событие сопровождалось каким-то шумом. В конце концов, он разведенный мужчина, зачем устраивать громкие свадьбы, – с упоением врала я, стараясь одновременно сделать маме приятное и унять постоянно возбуждаемые ее вопросами мысли о шаткости моего истинного положения.
– Но меня ты обязана была пригласить, – обиделась мама. Поверила, значит, с облегчением вздохнула я. Мамуля, конечно, усыпала меня контрольными в голову вопросами, но за все годы жизни рядом с ней уж что-что, а врать я научилась вполне корректно. Слава Богу, ей не пришла в голову простая идея проверить мой паспорт. Впрочем, это не так просто, проверить паспорт двадцати пятилетней женщины, которая уже два года живет с мужчиной под сорок на другом конце города.
После того, как я малодушно проигнорировала проблему, вместо того, чтобы ее решать, мама полностью переключилась на устройство судьбы моего младшего брата, который в тот момент вошел в период армейского призывного созревания. Вся бронебойная мощь маминых ресурсов была направлена на сохранение российской армии от чумы по имени Рома Барков, поэтому судьба Катерины Барковой перестала быть вопросом номер один. Замужем и замужем. Слава Богу. Давай рожай внуков.
– Как ты могла? – спросит меня когда-нибудь мамуля, пристально и с пристрастием сверля меня взглядом. Тогда я взовьюсь ужом и примусь каяться, на полном серьезе признавая, что мама была права во всем, а мне надо было с самого начала устраниться от управления своей судьбой, предоставив все ей. Надеюсь, что этот день никогда не наступит. Вот уже два года как мама с чувством выполненного по отношению к деткам долга живет в деревне, экологически чисто питаясь и угощая нас домашними яйцами и зеленью с огорода. После того, как угроза махать кирзовыми сапогами по просторам Родины перестала нависать над бестолковой головой моего братца, мама как-то расслабилась и решила пожить для себя. Согласно давно разработанному плану, она купила дом в деревне, положила в чемодан все свои вещи, прихватила моего отца, чтобы не пропал без нее, и отбыла на покой. А мы с тех пор пытаемся жить своими головами, хотя это довольно сложно, поскольку все предыдущие годы нас от этого методично отучали. Ромик стал двадцати трехлетним оболтусом, который в основном спит или пьет пиво в ночных клубах. Мы ездим к маме два-три раза в год, где она с укоризной требует хоть от кого-нибудь из нас исполнения биологического долга. Столько же раз в месяц она принимает от нас устный отчет по телефону. В таких условиях мы оба научились лихо и залихватски врать. Это малодушно, я все понимаю, но, воспитанные железобетонно любящей мамой, мы через некоторую долю малодушия сохраняем себя от полного разрушения. Что нам делать, если без ее присмотра мы резко перестали соответствовать высокому званию ее идеальных детей?
– Так, что случилось? Хватит молчать и копаться в Интернете! Откуда вдруг такой интерес к мормонам? – тряхнула меня за плечо подруга, Римма Воронина. Я вынырнула из пучины воспоминаний детства и осознала, что сижу в офисе корпорации «Premier Media World», куда перешла работать года два назад, потому что МГУ с его заумью окончательно перестало платить секретарям. Работать бесплатно в условиях дикой скуки и отсутствия подружек я не могла, однако все так и тянулось бы, если бы добрые люди в лице Исполняющей Обязанности Проведения Риммы не перетащили меня из-за старенькой пишущей машинки МГУ за новенький компьютер «Премьер Медиа».
– У меня горе, – наморщив лоб, попыталась отвязаться от нее я. Однако заявление о горе из моих благополучных и беззаботных уст поразило ее так, словно ромашка заявила, что наконец стала-таки кактусом.
– У тебя? И что же это за горе? Ноготь сломала? – предположила она.
– Мне пришлось бросить Олега Петровича, – раскрыла все карты я.
– Что значит, пришлось? Почему? – заинтересовалась Римка. Я принялась паниковать. Вот уже шесть лет я вела совершенно бесполезный и восхитительный образ жизни, который устраивал меня на все сто, поэтому необходимость что-нибудь менять вводила меня в транс.
– Потому что… Потому что так дальше нельзя, – не решилась сказать ей правду я.
– Что именно нельзя? – нависла надо мной всеми своими девяноста килограммами подруга.
– Ну, он же на мне так и не женился. И потом, я хочу ребенка. И даже двух, – зачастила я, но Римма на раз вычисляла мое вранье.
– На все на это тебе абсолютно наплевать. Что случилось? – приперла меня к стенке она. Я не нашла больше в себе сил сдерживаться и расплакалась. И было отчего.
– Оказалось, что Олег Петрович, столь благородно живущий с женой ради ребенка и со мной ради любви, все время врал мне! – сквозь слезы выдохнула я.
– Да ну, – придвинулась Римма.
– Он поставил сроком своих моральных обязательств шестнадцатилетие своей дочери. Оно как раз должно было совпасть с моим тридцатилетием, вернее, прийтись на один год с ним. Поэтому я думала, что скоро свадьба, потом ребенка рожу, потом… Олег Петрович купит нам с маленьким квартирку, чтобы не снимать чужие углы, я буду лепить с ребенком из пластилина зайцев, кроликов и медведей, запихивать в него кашу и ни разу не скажу, что знаю, кем он должен стать.
– Ну и? – начала раздражаться Римка.
– А Олег Петрович всячески поощрял во мне эту уверенность. Стал последние полгода чаще приезжать и ночевать со мной. Дарил цветы, подарки, был невероятно ласков.
– Не реви. Что случилось? Он тебя бросил?
– Нет, – еще горше залилась я. В самом деле, если бы он меня бросил, это было бы даже легче, потому что не пришлось бы ничего решать, предпринимать. Все решилось бы само. Как я это не люблю, суетиться, что-то там менять. А ведь пришлось, заставили, как всегда.
– А что? – начала терять терпение Римма.
– На той неделе мне позвонила какая-то женщина. Незнакомая. Не представилась, ничего не сказала о себе. Только спросила, я ли Катя Баркова.
– Это что, его жена? – предположила Римма. – Так это естественно, что она сейчас будет бороться за него, ты должна была быть к этому готова. Разве ты согласилась бы на развод так легко?
– Это не жена была, – с досадой взмахнула рукой я. – Это была какая-то посторонняя девушка. Очень уверенный голос, зовут Лидия. Она спросила, живу ли я с Олегом Петровичем. Я сказала, что таки да, живу, но это не ее дело.
– А она?
– Она засмеялась и сказала, что ее звонок – это благо прежде всего для меня. Вот так.
– Это почему? – Римма была настолько заинтересована, что про свои прямые обязанности и думать забыла. Она сидела на столешнице моего стола, опершись массивной спиной на офисную стойку.
– Короче, она тоже живет с Олегом Петровичем, только не шесть лет, а полгода. И она заподозрила его в лицемерии.