Энцо эта мысль тоже пришлась по вкусу, и Ливия решила оставить вопрос о работе в ресторане для другого случая. Это была их первая размолвка, и ей хотелось, прежде чем выработать план действий, все хорошенько обдумать.
Поразмыслив, однако, она сочла, что все это не так уж и важно. В своем отношении к женщине Энцо, конечно же, никакое не исключение среди местных мужчин, и Ливия чувствовала, что от ее способности с этим справиться, возможно, зависит их благополучное супружеское будущее. Все изменится к лучшему, когда Энцо перестанет служить в армии, а это, он обещал, случится к концу года.
Словом, во всем дела постепенно складывались вполне удачно, и даже Квартилла при более тесном общении, как выяснилось, не такое чудовище, хотя то и дело докучает требованиями родить внука. Что так или иначе скоро случится, если Ливия и Энцо будут так же усердствовать в любви, как прежде. Правда, порой Ливии не доставало радости готовить много еды, чтобы сразу накормить много народу. Но она была счастлива, и ее жизнь могла бы потечь по тому же руслу, что и жизнь Квартиллы или ее собственной матери, если бы не произошли некоторые события, которые повлекли за собой последствия куда сокрушительней, чем извержение вулкана.
ЧАСТЬ II
Февраль 1944
«…Главные усилия, однако, должны быть направлены на конфискацию скота у фермеров и на дельцов черного рынка. Эта проблема обсуждается уже давно, но, за исключением отдельных мер, имевших место в различных провинциях, никаких активных и позитивных действий в этом направлении предпринято не было. Положение вещей таково, что решение данной проблемы является делом в высшей степени безотлагательным».
Глава 5
— Дальше ехать нельзя, — сказал водитель, выруливая на обочину. — Ривьера — это там, — он указал пальцем, — внизу. Если вам удастся пробраться через развалины.
Он проследил, как Джеймс неуклюже спускается со своего насеста поверх груды ящиков с патронами, после чего весело козырнул:
— Удачи, сэр!
И запустил двигатель мощного грузовика «К-60».
Джеймс Гулд подхватил свой вещевой мешок и ранцы, приладив их на себе крайне неуклюже: тяжелый вещевой мешок оттягивал одно плечо, ранцы свисали с другого.
— Пока! — крикнул он в ответ, попытавшись и сам козырнуть водителю поверх мешка. — Огромное спасибо.
Едва грузовик отъехал, в ближайшем окне показалась старушечья физиономия, вся, как у мопса, в складках; старуха со страхом уставилась на Джеймса.
Он вежливо ей кивнул:
— Buona sera, signora.[13]
Физиономия мгновенно скрылась.
Насчет вони его предупредили. Отступая из Неаполя, немцы взорвали коллекторы — те, что уцелели после британской и американской бомбежки. Чтобы заглушить мерзкую вонь, перед некоторыми домами дымили жаровни с углем, но это мало помогало. Прикопченные языки пламени среди руин полуразрушенных по обеим сторонам домов лишь усугубляли во мраке узких улочек общую апокалипсическую атмосферу. Осторожно пробираясь сквозь развалины, Джеймс набрел на здание, превратившееся в груду камней, но еще продолжавшее дымиться. И, лишь подойдя ближе, понял, что это вовсе не дым, а тучи мух, с зудением носившихся между камней. Самая страшная вонь исходила как раз оттуда.
Джеймс продолжал кивать встречавшимся на пути итальянцам. Пожилому господину, который, несмотря на учтивое «Buona sera» Джеймса, отвернулся и заспешил мимо. Парочке scugnizzi, уличных мальчишек, которые остановились и, обнявшись за плечи, нахально уставились на него. Древней старухе, точь-в-точь такой же, как та прежде, в окне, — тот же морщинистый лик, та же ссохшаяся фигурка, то же бесформенное черное платье. Джеймс остановил старуху, попытавшись узнать дорогу.
— Scusi, signora. Dov’e il Palazzo Satriano, per cortesia?[14]
Он оттачивал свой итальянский, возвращаясь на военном судне из Африки, но плавные согласные по-прежнему выговаривались у него с трудом. Женщина бросила на него взгляд, в котором соединились ужас и непонимание. Джеймс попытался снова:
— Как пройти к Палаццо Сатриано? Это на Ривьера ди Кьяйя.
Не помогло. Как будто он говорил на языке суахили.
— Grazie mille,[15] — смиренно произнес Джеймс и продолжал свой путь.
Зная, что место, куда ему нужно попасть, находится на берегу моря, и резонно рассудив, что не будет ошибкой, если он будет спускаться вниз, Джеймс с намеченного пути не сворачивал. На каждом шагу попадались свидетельства недавнего прошлого. На одной из стен гигантское изображение facio,[16] символа Муссолини — топор и связка прутьев, закрашенное поверх гитлеровской свастикой, а еще поверх — наспех выбеленный прямоугольник с грубо намалеванным звездно-полосатым флагом и надписью: Vivono gli Alleati — «Добро пожаловать, Союзники!»
16
Пучок, союз, объединение: основной символ фашизма по Муссолини, создавшего это движение, — связка прутьев, которую не сломать, тогда как каждый прут в отдельности ломается легко.