– Старик, но это уж полный цинизм!
– А проходить Пушкина за четверть часа не цинизм?
Игорь тяжело вздохнул.
– Ты опять за свое. Ну как мы объясним родителям, что в гимназии их детей учат еще и врать?
Я подумал и сказал:
– А мы назовем этот предмет как-нибудь иначе… Мм… Да вот хоть политес. Или дипломатия.
– Мысль ценная! – одобрил Игорь. – А на роль учителя этого самого политеса ты, разумеется, прочишь себя?
Я скромно потупился.
– А ты знаешь, я тебе верю! – выпалил Хренов. – В смысле, что врать ты умеешь очень хорошо. – Он прищурился и неожиданно спросил: – Ну, давай, выкладывай начистоту, зачем тебе сверхурочные?
Я попытался вывернуться, но Игорь вцепился в меня железной хваткой.
– Что-то не нравишься ты мне, Сеня. Чудной ты какой-то стал после женитьбы.
Дверь распахнулась, и в тренерскую заглянула коротко стриженная голова.
– Сансэй, моваши мы уже отработали.
Хренов ответил, что сейчас вернется. К чучелу и апгрэйдерам.
– Знаешь что, – заявил он мне, когда ученическая голова скрылась, – нам надо поговорить. Здесь, сам понимаешь, не место. Тут недалеко ресторанчик есть. Китайский, кажется. Называется «Лунный ковш». Давай там, через два часа.
Траты? В то время, когда я в такой критической ситуации? Да и денег у меня с собой нет. Я запротестовал.
– Угощаю, – успокоил меня мудрый Хренов и с пронзительным кошачьим воплем вылетел в зал.
Часок я послонялся по гимназии. Неожиданно мне взгрустнулось, и я заглянул в кабинет к Автоклаву. Тот корпел над доской для игры в го. Я попытался вызвать его на разговор о вреде, который мы наносим нашим, с позволения сказать, образованием и воспитанием. Но Автоклав Борисыч раскинул какие-то дощечки и отозвался туманным вопросом:
– Представьте себе, Арсений, что вы висите над пропастью, держась зубами за ветвь сакуры. – Я попытался представить себя в этом неудобном и опасном положении. – А теперь я спрашиваю вас, – продолжал он, – что такое дзэн?
– Да как же я отвечу? – возмутился я. – Ведь тогда я упаду в пропасть.
Автоклав засмеялся и, довольный, потер синий подбородок.
– И тем не менее, – сказал он, – вы должны ответить, что дзэн – это лунный ковш, которым вы собираете лунные блики в снежную ночь. Над этим вопросом лучшие умы мучились не один год, а вы хотите, чтобы я дал вам ответ сразу же.
– Но я вовсе не спрашивал вас, что такое дзэн!
– То, о чем вы спрашивали, Арсений, тоже дзэн, – ответил Автоклав и погрузился в свои фишки.
Лунный ковш, которым собирают всякие блики… Что ж, пойдем в «Лунный ковш». Может, хоть там что-нибудь прояснится…
Через час у китайского ресторана появился Игорь Хренов. Он был в легком бежевом плаще. Я же топтался у дверей в своей старой румынской кожаной телогрейке.
– Неужели тебе не хватает денег на что-нибудь поприличней? – спросил Хренов, скептически оглядев меня. – Нельзя же так… Прости, конечно.
– Да ничего… – И все-таки мне было обидно. Какое он имеет право!
Хренов нажал кнопку. Раздались позывные китайского радио:
Братья, солнце восходит над свободным Китаем…
Нас впустили внутрь. Под «Лунный ковш» был приспособлен подвал обычного пятиэтажного дома. Потолочные перекрытия выкрасили в красный цвет и украсили бумажными фонариками. Посетителей в ресторане не было. Игорь схватил меню и тут же, не успел я и слова вымолвить, назаказывал разных экзотических блюд. Даже водку какую-то особенную принесли. В огромной бутылке лежала заспиртованная змея. Она живо напомнила мне Сонечкины экспонаты, нашедшие покой в формалине.
– Начнем с обычной, – успокоил меня Игорь и отвинтил крышечку у плоской бутылочки «Смирновки».
Через полчаса, когда плоская бутылочка была выпита и мы продегустировали по рюмке «змеиной», язык у меня развязался. Хренов таки выжал из меня причины моего циничного предложения, которое он, впрочем, одобрил.
– Да, старик, попал ты в переплет, – протянул он после того, как я сбивчиво поведал ему о Маше, Еписееве и их совместных бесчинствах. – А любишь ли ты ее?
Люблю ли я мадам Еписееву, то бишь свою жену? Странный вопрос, но закономерный. Удивительно, но чересчур пылких чувств я к ней в эту минуту не испытывал. Может, всему виной алкоголь? Но ведь и на трезвую голову я относился к жене, как к назойливой мухе, которая мало того что постоянно жужжит под ухом, так еще и следит за мной и – плюс ко всему – требует все больше и больше денег. Зачем же тогда я женился на этом ненасытном насекомом? Этот вопрос я задал и Хренову.
– Может, это я такой дурак? Не могу поладить даже с обычной женщиной?
– Ты имеешь неприятную склонность к рефлексии, – поучающе заметил он и ухватил палочками что-то похожее на вареный крапивный лист. – Прекрати копаться в себе, лучше доверься специалисту. А поскольку специалистов поблизости нет, расскажи все мне. Что? Ну вот хотя бы… гм… После чего вы сошлись? Что явилось причиной вашей духовной близости?
– Да нет у нас никакой близости! – крикнул я.
– Никакой? – уточнил Игорь.
– Ну, практически… – потерянно пробормотал я.
И поведал историю о том, как Маша вытащила меня из колхоза.
Хренов подлил мне водки.
– Понятно. Значит, ты женился из чувства благодарности. Это мы проходили. С первой женой…
Я икнул и хлебнул минералки.
– А всего у тебя их сколько?
– На фюзеляже моего самолета красуются три звездочки. Как на коньяке, которого сегодня нет с нами, – усмехнулся сердцевед-любитель. – Но в данный момент я пребываю в свободном полете.
– Ищешь подходящую кандидатуру, – сообразил я.
– Никого я не ищу, они сами… Ну да ладно, мы ведь о тебе говорим. – Пальцы Игоря нервно потянулись к пачке сигарет. – Эх, черт, закурю, пожалуй!
Мы сделали по несколько затяжек. Потом он спросил:
– Вот ты говорил, что жил у деда своей подруги. – Я кивнул. – Значит, была еще подруга? Что же она тебя не надоумила?
В моем затуманенном мозгу мелькнул светлый образ мадам Колосовой.
– Намекала она, намекала! – пискнул я. – Да только мы как-то… не то чтобы поссорились. Разошлись, в общем.
Из моего левого глаза скатилась пьяная слеза. Она не укрылась от бдительного хреновского ока.
– Э, брат, что-то ты рассопливился. Вы с ней так и не общаетесь?
– Не-а.
– Что, хорошая баба?
Я принялся на все лады расхваливать Кэт. В стальных глазах моего душещипательного собеседника неожиданно загорелись искорки.
– Ну будет тебе нюни-то распускать, – проговорил Игорь. – Хочешь, я тебя с ней назад сдружу?
– Так не говорят, «назад сдружу», – вскинулся я.
Хренов шумно выдохнул, как перед ударом по матерчатому чучелу.
– Ну помирю. Хочешь?
Я обреченно взмахнул ватной рукой.
– Пробовал уже.
– Небось, по телефону нервы трепал?
– Ты и это проходил со своими звездочками на фюзеляже? – осведомился я и ухватил кусочек чего-то беловатого с блюдечка.
– А как же, – Игорь последовал моему примеру и отправил рыбную завитушку в рот. – Надо действовать очно. Только очно, друг мой! – Он поднял вверх сухой указательный палец. – И не одиночно. Тогда она будет… поделикатней. Ну, словом, орать не станет. При свидетелях-то…
Я представил себе Кэт. Как она поведет себя при свидетелях? Да она будет сама деликатность. Но не больше. А уж былой откровенности точно не жди. Эх, как было бы хорошо снова посидеть с ней. Вдвоем. Может, все же в одиночку попробовать? Взять и заявиться… Как раньше? Но ведь это – раньше. А сейчас? Нет, не могу. По телефону она вон как со мной разговаривает. И с Хреновым не могу. Несмотря на его импозантность и магическое воздействие на женщин.
Я налил нам еще водки.
– Ну так что? – спросил он, когда наши рюмки опустели. – Берешь меня в дипломаты?
– Нет, Игорь, спасибо, конечно, но это не пойдет… Я ее знаю.
Искорки в глазах коммерческого менеджера новорусской гимназии потухли.